Даже сейчас в неисчислимых мирах, населённых сознательными существами во  всей вселенной рождаются будды, достигают Просветления, проповедуют дхарму и уходят в паринирвану. Появление и исчезновение этих бесчисленных будд  это только иллюзорное представление ради пробуждения и освобождения тех живых существ,  что все еще спят в океане сансары, подобно бесплодным мечтателям, погруженным в сны и грезы. Если бы  будды не появлялись, чтобы родиться, жить и умереть, как обычные смертные существа, то живые существа усомнились бы в том, смогут ли они когда-либо достигнуть уровня истинного     просветления. О большинстве Будд до нас дошли только отрывочные или совсем краткие сведения, зато священные буддийские тексты и устная традиция донесли до нас многочисленные сведения о доисторической и земной жизни Будды Шакьямуни, о Его двенадцати деяниях и подвигах.

О годах земной жизни Будды Шакьямуни — «могущественного из Шакьев» можно с уверенностью сказать лишь то, что Он прожил достаточно долгую насыщенную жизнь , достиг­нув возраста 80 лет. О времени Его жизни разные традиции сообщают довольно отличные сведения.

В 1956 году весь буддийский мир праздновал 2500-летие Буд­дизма, со дня Великой Нирваны Будды. Исходя из этой, «общепринятой» даты, можно за годы жизни Будды принять 624—544 гг. до н. э. (или 623-549, или 487-567), но это мнение Хинаяны, школы, которую Хайдуб, ученик великого Учителя Цзонхавы называет «особой», то есть «частной» (после «общей»). Что же тогда подразумевается под «общей»? Возможно Хинаяна и возникла в 6 в. до н.э., но именно эту дату и приняли западные протестантские ученые, изучавшие Буддизм по только по палийским источникам и находившиеся в поиске «чистого» Буддизма. Все остальные традиции, Махаяну,  Ваджраяну в особенности, ученые  записали в «испорченный Буддизм» и длительное время вообще не рассматривали его как предмет, достойный  внимания. В западной науке полная картина буддизма начала выстраиваться буквально за последние полстолетия, а то и меньше.

     Другие буддийские традиции указывают на иные даты. Так, напри­мер, тибетский историк Сумба-Хамбо Ешей Бальжир упоминает дату 915— 834 гг. до н. э., а Гой-лоцзава Шоннупал в первой главе своих «Голубых Анналов» при­водит дату 1027—948 гг. до н. э., принятую, кстати, в Китае и Японии.  В некоторых же источниках сообщается и еще более удаленная дата, а именно 2133—2213 гг. до н. э. (Хайдуб). Хронологические расчеты противоречивы, они, как выясняется, зависят от идеологических позиций исследователя, и сейчас пока нет смысла сводить их к некой единой дате. Можно отметить , что буддисты довольно спокойно относятся к подобным разночтениям, потому - что в Дхарме главное это личная история человека, его путь к Освобождению, а всё остальное вторично. В буддизме макрокосм и микрокосм едины.

    Стоит отметить, что из множества биографий Будды Шакьямуни боль­шинство не переведены на русский язык, а значит, и не изучены. Отсюда очевид­ная трудность составить некое единое представление о Его жизни и деятельности, тем более, если учитывать мнение различных буддийских школ и запредельную сторону самого появления Будды в мире. Но в каждом жизнеописании Будды присутствует общая сердцевина, состоя­щая из главных, пусть и по-разному трактуемых событий. К ним относится рождение Будды в Капилавасту, достижение им Пробуждения в Бодхгайе, про­поведь Учения в Сарнатхе близ Бенареса и уход в Великую Нирвану в Кушинагаре. Это главные события в жизни Будды, и места, где они произошли, с благоговением почитаются буддистами всего мира, поскольку все формы и направ­ления Буддизма согласны в том, что Будда Шакьямуни был основателем, что Он постиг трансцендентальную мудрость, сидя под деревом Бодхи, что Он ука­зал Путь из мира страданий в иную жизнь, в бессмертие, и что те, кто следует путем Освобождения, могут также достичь высшей мудрости. В этом — корень вопроса, сущность, лежащая в основе единства множества различий и противоречий в точках зрения, которые характеризуют Буддизм.

За двадцать пять веков, которые протекли с той поры, как появился Буддизм, многие из тех, кто изучал это учение (и буддисты и не буддисты), посвятили свою жизнь попытке дать ответ на один-единственный вопрос: «Что есть Будда?» Одни говорили, что Будда — создатель еще одной формы шраманского учения, в котором он сам превратился со временем в верховное божество; другие (назовем их философами) видели в нем мыслителя, творца новой оригинальной системы мировоззрения; третьи (историки) просто констатировали, что человек, почитавшийся под этим именем, первоначально был известен как Гаутама и жил в VI-V вв. до н.э. Но ни один из этих ответов, однако, не стал и не является окончательным. Природа Будды по-прежнему остается главной проблемой буддийской мысли. Не случайно тибетская пословица гласит: «Кто понимает значение слова «будда», тот знает о буддизме все».

Согласно буддийским источникам имеется несколько версий биографии Будды, а именно тантрийская, махаянская и хинаянская. Тантрийские версии жизни Будды  пока остаются, за редкими исключением за пределами досягаемости для европейских исследователей. Наиболее известна и популярна версия хинаянская, которая и приводится ниже с некоторыми махаянскими параллелями. Привлечены тибетские источники. Данная версия следует, главным образом, сюжетам сутры «Лалитавистары» или «Неистовой Радости» и «Буддачарите» или «Жизни Будды» —двух биографий Будды, написанных в первые века н.э.

 ЖИЗНЕОПИСАНИЕ СИДДХАРТХИ ГАУТАМЫ ,БУДДЫ из рода Шакьев.

 Двенадцать деяний Будды

                 В буддийской традиции утверждается, что хотя деяния Будды так многочисленны, что явля­ются непостижимыми для ума, все же, обычно упоминаются 12 деяний. Это четыре главных события в жизни Будды (Рождение, Пробуждение, Проповедь и Маха-нирвана), которые в обрамлении других предстают перед нами как 12 деяний, которые он показал миру в качестве Проповеди.

Будды, выражая свое сострадание, проявляют Двенадцать деяний, а именно: зародив Мысль о спасении всех, дают ей созреть и появляются на небесах Тушита; потом нисходят в этот мир, входя в чрево матери и рождаясь; участвуют в состязаниях и наслаждениях жизни, уходят из дома и подвижничают; затем оставляют аскезу как ненужное, вследствие этого побеждают Мару и достигают высочайшего Пробуждения, после чего приводят в движение Колесо Учения, проявляют служение живым существам и  переходят в Нирвану.

 Остальные деяния Будд бесчисленны и не поддаются пониманию обычного человеческого сознания. Просветлённые передают Дхарму, тем , кто созрел для её осознания, на разных уровнях, во множестве измерений, которые нам не видимы. Всё , что мы видим и чувствуем, есть результат совместной кармы, наличия некоторых единых дел и мыслей. Многое для нас до времени скрыто... 

 1.   СТАНОВЛЕНИЕ БОДХИСАТТВОЙ И ДОСТИЖЕ­НИЕ НЕБЕС ТУШИТА

 «Я один из длинного ряда Будд. Многие были рождены прежде и Многие родятся вбудущем. Когда невежество и насилие правят на земле, Тогда и рождаются Будды Для того, чтобы утвердить на земле Учение Справедливости, Возвышенный Будда появляется в мире. Для спасения многих людей, из сострадания к миру и для радости многих. Он проявляется как благословение и освобождение, на радость богов и людей»

Ангуттара-Никайя  сутра

 Первоначальный обет и зарождение Бодхичитты

                В древние времена, в Индии, много кальп  назад, жил царь но имени Прасаннакирти, который назначил одного из своих слуг, искусного в обращении со слонами, хранителем и приучателем царских слонов. Однажды этот слуга привёл к своему владыке новое прирученное животное, и  царь уселся на него , собираясь совершить   прогулку, но уже через несколько шагов слон, почувствовав запах слонихи, возбудивший в нем страсть, помчался, не останавливаясь, по лесам и долинам. Царь в ужасе молил слугу  помочь ему, на что тот ответил: «Хватайтесь за ветви деревьев!» Царь ухватился, упал и потерял сознание. После того как слуга вывел его из обморока, царь, разгневавшись, сказал, что он, хранитель, будет наказан тюрьмой за то, что хвастался приручением слонов, а сам ничего не умеет. Слуга  ответил: «Я приручил тело животного, но с умом его мне не справиться». «Как  докажешь, что приручил его тело?» — снова спросил царь. «Через неделю после того, как слон вернется,—ответил храни­тель, — вы увидите».

Действительно прошло семь дней и слон  вернулся. Хранитель, приложив к телу животного раскаленное тавро, приказал ему не двигаться. Слон взревел, но не тронулся с места. «Но я не способен подчи­нить ум слона», — сказал хранитель царю . Виденное настолько пора­зило царя, что он пришёл к внезапному прозрению, что это именно он должен подчинить себе свой ум!». Тогда  он принял начальный обет и про­изнес :  «Пусть я, благодаря  подношению, обрету рождение в клане Шакьев и достигну состояния Будды, которое будет соответствовать моим будущим заслугам, семье и роду. Я поведаю о Великом Мире, свободном от страха и ужаса, и  спасу  все живые существа, даже Брахму, ведь все охвачены страданием!» Таким образом, царь стал Бодхисаттвой, будущим Сидхартхой Гаутамой.

Накопление заслуг

С того времени и до века Будды Раштрапалы этот Бодхисаттва почитал 75000 будд и накопил неизмеримые заслуги.

 Затем, начиная с Будды Садхукарьи и до Индрадхваджи, Бодхисаттва по­читал еще 76000 будд. Это был второй период накопления.

После, от времени Дипанкары и до Кашьяпы, он почитал 77000 дру­гих будд и закончил третий период накопления благих деяний.

                На протяжении 100 больших кальп Бодхисаттва завершил всё необходимое для достижения совершенного состояния и с того вре­мени непрерывно пребывал таковым.

Затем на протяжении 100 кальп он накопил благие  заслуги, обычно достигаемые за  9 больших кальп,  приведя к завершению все необходимое для реализации состояния Будды.

 Когда оставшаяся 91 кальпа прошла, в мир пришел Будда Кашьяпа (Второй). Благословенный Бодхисаттва родился как Шветакету, в ви­де учителя и сына брахмана. Он достиг архатства при этом Будде и ушел на небеса Тушита. И оставался там до окончания срока одной жизни.

                     2. НИСХОЖДЕНИЕ В МИР ЛЮДЕЙ

    «Звук раковины отличен от других звуков, свет солнца ярче любого другого, Дхарма Будды не сводима к мирским учениям, и только Он указывает на их несостоятельность».

Лалитавистара  сутра

 Пребывание в мире Тушита и выбор места и времени рождения

 На небесах Тушита, что означает «Полные Радости», одна жизнь небожителя или дэва равна 576 миллионам лет в их изме­рении. Для людей это кажется вечностью. Поскольку область богов также обусловлена кармой, то их бытие, каким бы оно ни было продолжительным и радостным, рано или поздно завершается. Появляются особые знаки, присущие для этих сфер, указывающие на конец æèçíè.

Звуки небесной музыки донесли до Бодхисаттвы Шветакету смысл будущих деяний. Он осознал себя в бесконечной родословной всех будд. Пришло время войти в  мир других существ для проявления неисчезающего и веч­но обновляющегося учения — Дхармы, возвращающей потеряв­шихся к Истоку.

   Когда люди на земле жили 10 000 лет, Шветакету сначала решил, что пора, но он потом рассудил, что за такой срок жизни жи­вые существа не постигнут скоротечность и иллюзорность всех явлений.

Когда живые существа стали жить не менее и не более 100 лет, Бодхисаттва ре­шил, что время пришло. Ждать наступления возраста, ограниченного 50-ми года­ми не было смысла — живые существа не смогли бы понять сложные истины Учения за такой короткий срок.

   Из всех космических систем Бодхисаттва выбрал Джамбудвипу — мир лю­дей. Из всех континентов и стран Он выбрал Индию, как наиболее готовую в духовном отношении землю, куда и раньше приходили будды. Она уцелела как континент, в то время как карта Земли с незапамятных времен поменялась несколько раз. Там рождались риши и шраманы, которые пытались постигнуть тайну мирозда­ния и поддерживали древнюю веру в возможность окончательного Освобожде­ния от  оков страдания. Ко времени нисхождения Шветакету на землю, имен­но в Арьяварте, Индии, зародились необходимые условия, способствую­щие пониманию учений, выводящих человека за пределы любых огра­ничений. Поэтому свой выбор Бодхисаттва остановил на этой благословенной стране.

   Принять земной облик он решил в кшатрийской среде, варне или касте воинов, в роду раджи Шуддходаны, семья которого жила на берегу реки Рохини, между Варанаси и подошвой Гималайских гор. Она правила Шакьями или саками — индоскифами в городе Капилавасту. По соседству с Шакьями обитало племя Колианов. Две дочери правителя Колианов стали женами Шуддхо­даны. Обе были бездетны. Бодхисаттва выбрал себе в матери старшую жену Шуддходаны — прекрасную Махамайю, которой к тому времени было уже со­рок четыре года.

    Таким образом, созерцая мир своего будущего существования, Он обра­тился к богам всех сфер с призывом: «Я войду в чрево Махамайи, на Джамбудвипе, и обрету Нирвану. Кто также хочет достичь Освобождения, перерож­дайтесь со мной в этой стране!»

   Громогласным эхом разнеслись по всем божественным мирам  поучения  Шветакету. Взяв лучезарную диадему, Он поместил ее на голову Святого Майтреи. «О небожители, — обратился Он к ним, — я ухо­жу сейчас на Джамбудвипу для того, чтобы стать Буддой. С этого времени из­лагать Учение вам будет Майтрея». Многие божества возликовали от радости, что в мире появится Буд­да, другие опечалились. «Небеса без тебя опустеют, — говорили они, — в ми­ре же, омраченном страстями, живые существа пребывают под чарами лжемудрецов и шраманов, ведущих в тупик. Боги перечислили 18 главных тиртиков (6 брахманских, 6 обычных и 6 особых шраманов), вво­дящих в заблуждение ищущих, но это не остановило Бодхисаттву. «Как звук раковины не спутать с другим звуком, так и мое Учение не смешается с мирс­кими учениями», — сказал Он.

    Приняв, по совету одного из богов, форму белоснежного облачного слона, Благословенный Бодхисаттва удалился с «Полных Радости» Небес, увидя на себе последние отблески дивных солц и, будучи окружен радужными облаками, стал опус­каться в более грубые и тягостные слои чувственного мира.

 Состояние умов и уход Пратьека-будд

    За 12 лет до материнства Махамайи стали распространяться всевозможные слухи и пророчества.  Нужен был мудрец, чтобы решить  духовные проблемы, которые вставали перед жаждущими Истины мыслителями и аскетами.

    Дэвы и сыны богов, приняв облик бродячих брахманов, стали провозве­щать пророчества о скором появлении в мире Будды. Многие из аскетов, такие, как Ашита, слышали это, преисполнившись ожидания, и вычисляли по древним предсказаниям время и место прихода,  старались обнаружить приметы и  знаки. Эти вести достигли ушей пратьека-будд,  которые не учат и о которых не знают. «Через 12 лет Бодхисаттва будет зачат в чреве матери, поэтому вы должны покинуть эту землю, — сказали боги-вестники, — вам теперь здесь нечего делать». Пратьека-будда Матанга, пребывающий на холме Голангу-лапаривартана недалеко от Раджагрихи, ушел в Нирвану, оставив отпечатки своих ступней на камне. 500 пратьекабудд ушли в Нирвану через элемент огня. Они взлетели в небо и вошли через созерцание в измерение огня. Пепел от их тел упал па землю. То место так и назвали —«Ришипатана» — «Место, где упали риши-мудрецы».

 3.   ВХОЖДЕНИЕ В ТЕЛО МАТЕРИ.

 «Ясно и в полном сознании Устремляется Пробужденный из Радостной Обители божеств и Снисходит в тело избранной Матери...»

Мадджхима-Никайя сутра

 Во дворце раджи Шуддходаны появилось 18 чудесных предзнаменований. Наступил праздник Середины Лета, когда полная луна была в 16-м лунном со­звездии и звезды предсказывали благоприятную судьбу. Народ Капилавасту пребывал в веселии.

В течение семи дней до полнолуния госпожа Махамайя принимала участие в празднествах, блиставших обилием венков, гирлянд и ароматов. На седьмой день она встала рано утром, совершила омовение в благовонной воде и щедро раздала нуждающимся 400 000 монет. Облачившись в самые дорогие одежды, она вкусила чистой пищи и, давши обет соблюдать 5 заповедей, вошла в свои великолепные покои и, возлегши на свое царствен­ное ложе, заснула и увидела сон: «Четыре Локапалы-Махараджи, Стражи Мира подняли ее ложе, понесли к Гималайским горам и опустили его с покоившейся на нем Майей под великим, в 7 йоджан высотой, сандаловым де­ревом на пунцовой равнине, простиравшейся на 60 йоджан, почтительно отойдя после этого в сторону. Тогда приблизились к Майе их жены — махарани и отнесли ее к озеру Анотаттва, омыли ее, дабы очистить ее от всех человеческих недостат­ков, одели в небесные одежды и осыпали небесными цветами. Неподалеку от того места находился Серебряный Холм, на нем же был Золотой Павильон: в нем-то и устроили они небесное ложе, изголовьем к востоку, и положили Майю на него. И тогда будущий Будда, Бодхисаттва Шветакету приняв облик превосходного белого слона с шестью бивнями, бродившего поблизости по Золотому Холму, спустился с него и, взоб­равшись на Северный Холм, приблизился к ней с северной стороны. Держа в своем серебряном хоботе цветок белого лотоса и испустив далеко разнесший­ся крик, он вошел в Золотой Павильон и, трижды поклонившись ложу матери, нежно постучал в ее правый бок и как будто вошел в ее чрево. «Так произошло зачатие Шветакету па исходе праздника Середины Лета. А на следующий день, Махамайя проснувшись, рассказала свой сон радже Шуддходане:  «Слон, белый как снег, белый как раковина, снег или серебро, с шестью бивнями, с прекрасными ногами, чудесным хоботом и красной головой с гребнем, вошел в мое чрево — самый красивый из слонов, с изящною походкой, несокрушимый, как алмаз. И никогда я не ощущала, не видела и не слыхала большего счастья, ис­полнившись телесного довольства и душевного блаженства,  была я полностью поглощена созерцанием».

Спросили брахманов о значении этого сна, и они предсказали, что должен родиться ребенок исключительных качеств. Если он останется жить во дворце, то станет Чакравартином — вселенским монархом. Если уйдет в йоги, то станет Буддой. Радость охватила сердце Шуддходаны,  но и беспокойство ше­вельнулось в нем при последнем пророчестве.

 Предзнаменования и  пребывание в теле матери.

Бодхисаттва пребывал в чреве матери 10 месяцев. За это время Бодхисаттва обратил к лику Истины 3 600 000 000 живых существ, включая богов и людей. Сезоны в этом году смешались. В прохладное время зимы распустились расте­ния, благоухая своими цветами, а в период муссонов лишь зарницы на темном горизонте напоминали о ливнях. Кто имел догадливый ум, те насчитали до 32 примет, которыми природа уведомляла о присутствии Высочайшего Существа.

4. РОЖДЕНИЕ       

«О бхикшу, в этом мире некоторые приходят в жизнь, в лоно своей матери, не зная, остаются там не зная, и выходят (рождаются) из него, не зная. Это первый способ.

Бхикшу, некоторые приходят в жизнь, в лоно своей матери созна­тельно, остаются там не зная и выходят из него не зная. Это второй.

Бхикшу, некоторые приходят в жизнь, в лоно своей матери созна­тельно, остаются там сознательно, но выходят не зная. Это третий.

Бхикшу, некоторые в этом мире приходят в жизнь, влоно своей матери сознательно, остаются там сознательно и выходят из него созна­тельно. И это есть четвертый способ".   

Самгита Сутра.

Рождение

Почувствовав приближение родов,  Майя попросила му­жа отпустить ее в рощу Лумбини, лежащую на перепутье между ее родным го­родом Дэвадха и столицей Шакьев — Капилавасту. Гуляя между деревьев, Майя схватила одну из нагнувшихся ветвей и устремила свой взгляд в даль небесную, мгновенно расцветшую переливами яркой радуги. И в это мгновение родился Бодхисаттва.

Он родился, не причинив никакой боли, выйдя чудесным образом из пра­вого бока. Высшее существо рождается с многими способностями, отсутствующи­ми у обычных людей. Ребенок был в состоянии ходить и говорить в момент сво­его рождения: Он сделал 56 шагов—7 вперед, 7 назад и т.д. по направлениям всех сторон света и произнес фразы божественных предсказаний после каждых 14 шагов. «Я буду предшествовать всякой добродетели», — произнес Он миру в направлении востока. «Я обрету высший дар — признательность богов и лю­дей», — в направлении юга. «Я стану Существом предельно совершенным. Это мое последнее рождение. Отныне я положу конец страданию рождения, старо­сти», — в направлении запада. Повернувшись на север:  «Я стану Наивысшим из всех, ибо преодолею карму». Глядя вниз: «Я одержу верх над Марой, дарую блаженство существам низших миров, пролью на них благодатный дождь из об­лака Учения». И глядя вверх: «Все живые существа узрят меня в ясной проз­рачности неба». Он ходил, и под ногами ребенка с необыч­ной быстротой расцветали лотосы.

После этих, невозможных для обычного человеческого видения, действий Он стал вести себя как обычный младенец, который не  может ходить или говорить до нормального возрас­та. Он сел на лотос и плакал, пока Махамайя не взяла его на руки.

В это время во дворце и у людей Капилавасту сбывались все желания и осуществлялись ранее задуманные планы. Поэтому младенца отец Шуддходана назвал Сарвартхасиддхи — «Исполняющий все желания», сокращенно Сиддхартха.

После наречения имени, Бодхисаттву принесли в храм, чтобы почтить местное божество-охранителя, и там Он своим видом и младеньческим лепетом покорил и уми­ротворил Шакьев, которые только что грубо ругались здесь между собой. Об этом стало известно, и люди прозвали Его Шакьямуни — «Самый Могущественный из Шакьев.

На не­го снизошло благословение богов, и его стали звать Дэватидэва — «Бог богов» или «Тот, Кто выше, чем боги».

Через 7 дней после Его рождения Махамайя  скончалась и возро­дилась в чистой обители 33-х божеств-небожителей.

Предсказания Араны

Разноречивые предсказания доходили до ушей Шуддходаны. Он радовал­ся и верил тем из них, где предрекалось, что сын станет Чакравартином и бу­дет владеть миром. Еще до рождения Сиддхартхи он поверил в эти предсказания и лелеял свое сердце такими мечтами.  Махапраджпати, вторая жена раджи и сестра Майи с любовью матери стала растить ребенка, окружив его всяческой заботой.

Но однажды вo дворец пришел мудрец Арана, аскет, живущий на верши­не горы . «Меня привлек свет, появляющийся в разных кон­цах Вселенной. Он исходит из твоих покоев. Покажи мне ребенка,» — сказал он. Узнав, что Шуддходана ожидает в сыне грядущего Чакравартина, он выразил недоумение:

«Как могло случиться, что гадатели предрекли сыну стать всеобщим монархом?! О правитель, умы знатоков заблуждаются, в кали-югу Чакравартины не появляются; твой сын это сокровище других миров, и станет он Буддой, свободным от заблуждений!»

 Предсказания Ашиты

О ребенке услышал и старый отшельник Ашита, который жил где-то в Южной Индии. Узнав о рождении Сиддхартхи, он поспешил к Шакьям.    Взявши младенца на руки, старец воскликнул: «Нет никого высшего над этим превосходнейшим из людей!», - а затем сильно заплакал. Встрево­женные такой неожиданностью, Шакьи вопрошали: «Не грозит ли ребенку пе­чальная судьба?

«Успокоитесь, — молвил старец, — никакие беды,  никакие препятствия не угрожают Ему; Он достигнет вершины Пробуждения; Он повер­нет Колесо древней Дхармы, Он узрит Чистейшее (Нирвану), и на благо велико­го множества людей его Учение широко распространится по миру.  Моя же жизнь скоро приблизится к концу, и мне не услышать древнюю Дхарму из уст Победоносного Джины в этом рождении: вот чем я, несчастный, опечален, вот чем я терзаюсь!»

И вернулся Ашита в свои джунгли, доживать век свой в подвигах поиска мудрости и ожидании благой участи. Своему ученику и любимому племяннику Нараде он наказал идти к стопам Бхагавата , как только призовёт он к Себе. Позже старец умер,но, родившись вновь,  пришел к Будде в 20-летнем возрасте и получил от него посвящение.

 Сомнения Шуддходаны

Шуддходана был поражен. Он не хотел верить, что сын уйдет в подвижни­ки, к аскетам, в поисках Учения, о котором вспоминают темнокожие йоги. Уже много тысяч лет покоренные дасью поклоняются брахманским арийским богам, а брахманы почитают аскетов и шраманов,  и практику­ют тапас. И все это хорошо за пределами дворца, но чтобы сына отдать йогам — этого Шуддходана не мог себе представить. Он продолжал надеятся, что его сын станет Чакравартином, но вспоминал слова Ашиты, который предсказывал: «Я верю, Сиддхартха достигнет высшего совершенства, законченного знания Будды... Он приведет в движение Колесо Учения, никем не превосходимого, которое не удавалось повернуть ни шраману, ни богу, ни Маре , ни кому бы то ни было на свете».

«Конечно, это величественно, — думал Шуддходана, — но и очень печально. Почему именно его, раджи Шакьев, сын, единст­венный наследник должен жертвовать всем?» Снова и снова собирал он на совет придворных астрологов и задавал один и тот же вопрос: каким образом все это может случиться? Под влиянием каких впечат­лений или событий сын его будет приведен к решению отказаться от блестящей мирской жизни? Наконец, астрологи, долго не желавшие ранить сердце отца, но и уже более будучи не в состоянии скрывать предначертания, сообщили ему, что это может случиться под впечатлением  четырех встреч: уви­дит старика и поймет; увидит больного и поймет; мертвого увидит, аскета уви­дит и все поймет, и отвратится от роскошной жизни дворца.

 Тогда подумал Шуддходана: «Отныне да не приблизятся названные к моему сыну! Что пользы стать ему Буддой? Хочу видеть его Владыкою над четырьмя великими матери­ками и над двумя тысячами островов, их окружающих, хочу увидеть его возне­сенным до небес».

Подумав так, поставил он по всем четырем направлениям, на две мили в окружности от дворца, стражей, дабы не посмели приблизиться к ребенку все , кто могли бы навести его на мысли о старости, болезни и смерти, и внушить ему отвраще­ние к светскому и влечение к жизни подвижнической.

Приказание старались выполнять. Счастливый царствующий отец  повелел отворить тем­ницы и выпустить на волю всех судимых и осужденных, щедро одарил брахма­нов, прорицателей и приближенных.

Детство

Когда Сиддхартха подрос, Его отдали на воспитание учителю Вишвамитре, вместе с другими мальчиками рода Шакьев. Вишвамитра обучал искусству письма. Бодхисаттва спросил: —О учитель, какой из 64 видов письма, я должен буду изучить? Учитель был очень удивлен и сказал: «Удивительно, но Он знает все науки. Следуя человеческим обычаям, Он пришел в мою школу письма. Из тех упомянутых им видов письма, которым я даже названия не знаю, все ему известны. А он пришел ко мне...»

Как-то раз раджа Шуддходана собрался со своим малолетним сыном на торжество по случаю начала пахоты полей. Сопровождаемое  религиозными ритуалами , оно носило в характер благоговейный и радостный. Город был похож в этот день на жилище богов. На  широ­ком просторе полей воздух наполнился радостными голосами женщин и детей, собрав­шихся посмотреть на зрелище: пахари в лучших одеждах направились к правителю края и ведут его на ниву, где уже приготовлены сотня плугов с впряженными в них и украшенными цветами парами волов. Раджа первый берется за свой позолоченный плуг и проводит начальную бо­розду на ниве; за ним устремляются знатные хозяева и простые поселяне.

 Это первое состязание в  быстроте и ловкости, торжественное освещение на­чала годового цикла целой страны , - все счастливы и веселы... Один лишь маленький принц задумчив: во время полуденного перерыва работ Он присматривается к уставшим людям и животным, которых жалят мухи и оводы, в свою очередь тут же проглатываемые птицами. Вон сохой вывернуло червя, который, не успев зарыться, попадает в клюв крылатого существа. «Вот он какой, этот мир, — думает Сиддхартха. И жалость заполняет юное сердце. И, скрывшись ото всех в соседнюю рощу он опускается на землю под тенью дерева джамбу и впадает в глубокое со­зерцание. Его хватились, ищут и, наконец, находят, замершим в позе, обычной для отшельников, погруженных в дхьяну и молитву, но странной для ре­бенка. Даже отец, не склонный увидеть сына за подобным занятием, не мог не выразить своего восхищения: за эти годы он не раз замечал за сыном серьезность, чистоту мыслей и суждений, не свойственную для ребенка. Как-то перекапывали сад, и Сиддхартха заметил змею и ля­гушку, выброшенных из своих нор, над которыми потешались дети. Проник­шись жалостью к мучимым животным, Он отбил их от детворы и спас их. А недавно они с его двоюродным братом Девадаттой бегали пo саду, и тот подстрелил из лука дико­го гуся, который, раненный в крыло, упал и беспомощно бился на месте. Сиддхартха опередил двоюродного брата, подбежал и обнял гуся обеими руками, не отдавая его Дэвадатте. Пришлось прибегнуть к помощи придворного мудреца, который рассудил в пользу Сиддхартхи. Мальчик перевязал птице крыло, выле­чил его и отпустил после выздоровления на волю, решив при этим не давать в обиду ни одно живое существо. Таких случаев было множество, и Шуддходана, забывшись, словами древних пророчеств выразил перед сидящим в дхьяне сыном свой восторг, чувствуя, что перед более чем сын: «О, дорогой, во время твоего рождения, и сейчас, о великий, когда ты в дхьяне, я приносил и приношу тебе все свои приветствия и преклонение!»

И снова вспомнил он о предсказаниях старца Ашиты: «На благо и счастье миру людей и богов Он возвестит Дхарму, совершенную в начале, середине и конце, глубочайшую по смыслу, явно выраженную, с безукоризненной чистотой и пол­нотой, доведенной до высочайшего предела постигаемого Знания — Дхарму Освобождения! Он даст Освобождение тем, чьи глаза омрачены глубокой тьмою неведения. Он раскроет им око мудрости. Овладев полнотою и совершенными достоинствами Будды, этот юный раджа переправит на ту сторону через поток рожде­ний и смертей сотни тысяч существ и упрочит их в блаженстве Нирваны».

5. ДЕЯНИЯ СИЛЫ И УМА.

«Какой грех я совершила, что ты презираешь меня?» Я не презираю тебя,— ответил юноша,— но ты пришла слиш­ком поздно.— Сказав это, Он подарил ей кольцо, стоящее много сотен и тысяч. Затем она ушла, и те, кто были сви­детелями всего этого, в тайне сказали Шуддходане: «Юно­ша остановил свой выбор на Яшоде, и они беседовали ко­роткое время».

Лалитавистара сутра.

Получение образования

Бодхисаттва начал учиться в 8 лет. В дальнейшем молодой Гаутама получил образование, обычное для всех кшатриев того времени. Оно заключалось в знании арийских обычаев, в умении владеть оружием, управлять конем и колесницей и прочими навыками воина. Его учителями по военному делу были Вишвамитра и Кшантадэва . Его дядя Суллабха научил Сиддхартху управ­лять боевым слоном, а Санхадэва — стрелять из лука. Постепенно Он овладел в совершенстве и всеми искусствами.

Выбор жены

Пришло время, и Сиддхартха возмужал. Старейшины пришли к Шуддходане и говорили, что, раз прорицатели предсказали, что юноша будет Чакравартином, то настало время найти для него достойную жену. Раджа приказал найти такую девушку. Тогда каждый из советников стал предлагать свою дочь в жены царевичу, уверяя, что их дочь самая достойная. Не решив дело таким способом, Шуддходана решил спросить самого юношу. Тот предложил ответить через семь дней. Когда время истекло, Сиддхартха сказал, что не на­мерен никак связывать свою жизнь . У него другое предназначение. У него в этой жизни нет места семье, это для других... Но когда Он взглянул на отца, лицо которого выражало отчаяние, Он решил подумать еще. Его сострадание и мудрость пришли Ему на помощь: Он изменил своему поспешному решению и ответил отцу, что Его не интересует род жены, лишь бы она была добродетельной. Он перечислил все достоинства женщин и сказал, что только такую жену Он возьмет себе. Шуддходана решил послать гонцов на поиски. Главному советнику, возглавлявшему поиски, он сказал: «Она может быть из кшатриев или брахманов, вайшья или шудра — все это неважно. Приведи только ту, у которой налицо все достоинства. Мой сын не должен быть поражен знатностью: добродетель, правдивость и справедливость — в них одних его ум находит удовольствие».

Вскоре письмо Сиддхартхи, где были перечислены указанные качества достойной женщины, было вручено Яшодхаре, которая оказалась его двоюродной сестрой. Она прочла и ответила с улыбкой: «Все эти качества, у меня есть. Поэтому благородный принц может стать моим мужем. Скажи юноше, что если Он желает жениться на мне, то пусть не медлит». Все было передано, и Шуддходана послал к родителям невесты. Но ее отец, суровый кшатрий, хотя и уважал раджу, но посмел выразить сомнение: «Юноша вырос в неге во дворце и навряд ли искусен в состязаниях и искусствах. Как я могу выдать свою дочь за такого? Это противно нашим обычаям и традициям!» Шуддходана был уязвлен, если не оскорблен, но Бодхисаттва, узнав в чем дело, предложил отцу устроить все необходимое для состязаний. Раджа был в восторге и объявил о дне проведения мероприятия.

Состязания

Через семь дней 500 шакийских юношей собрались вместе, чтобы помериться друг с другом силой и отвагой; было объявлено, что Яшодхара станет женой победителя во всех видах единоборств — в сражении на мечах, борьбе, стрельбе из лука и других.

Пришел Дэвадатта. По пути, из зависти и гордости, он убил кулаком слона, которого вели в город для Бодхисаттвы. Юный Сундарананда, увидев мертвую тушу, выбросил ее за ворота города, без особого напряжения своих сил. Последним пришел Бодхисаттва. Большим пальцем ноги Он поднял мертвого слона и забросил его за 7 ворот и 7 рвов. На том месте, куда упало тело, разверзлась огромная яма, которая стала называться «ямой слона».

Учитель Вишвамитра объявил о начале состязания в искусстве письма, Сиддхартха победил. Учитель Арджуна объявил о состязании в искусстве математики, и Сиддхартха победил. Арджуна сам не знал числа большего, чем то, которое называется «акшобхья», тогда как Бодхисаттва знал их всех до числа, называемое «аграсара». Потом были прыжки, плавание и бег. Нанда и Ананда, оба пришли померяться силой с Сиддхартхой, но последний только коснулся их рукой, и они мгновенно упали. Следующим подошел Дэвадатта, Бодхисаттва, схватив его правой рукой, скрутил и ударил о землю, не причинив тому никакого вреда. Тут все юноши Шакьев бросились на Него, но Бодхисаттва только коснулся их, и они попадали навзничь.

Затем продолжились состязания в стрельбе из лука. Бодхисаттва принес из дома лук своего дедушки Симхахану и поразил из него цель, установленную на далеком расстоянии. Стрела после этого ушла в землю, образовав своего рода колодец, позже прозванный  «колодцем стрелы». Бодхисаттва оказался также победителем в хиромантии, езде на слонах и в других искусствах, вплоть до приготовления благовонных палочек.

И отец Яшоды отдал свою дочь за Сиддхартху...

6.   ЖИЗНЬ ВО ДВОРЦЕ

«Не презираю жизни я: но если жизнь и все, что в мире, минует — как им наслаждаться? О, если б старость и болезнь, и смерть живущим не грозила, тогда б я мог еще вернуться к обманам чувств и красоты...»

Буддхачарита

Радости жизни

Сиддхартха стал жить во дворце с Яшодхарой в окружении нескольких тысяч благородных женщин. Пребывая среди них, они проводили жизнь, полную блаженства и наслаждений. Среди пиров и удовольствий достиг Бодхисаттва своего 29-летия.

            Однажды Шуддходана увидел сон, что Сиддхартха уходит из дома. Проснувшись,он спросил дворцового служителя, пребывает ли его сын во дворце. «Да», — был ответ. Шуддходана задумался: «Видно, это знак, что Он все-таки уйдет, по пророчеству Ашиты». Чтобы не допустить этого, он решил еще более укра­сить жизнь Сиддхартхи. Он начал возводить для сына три дворца: прохладный для летнего сезона, другой соответствующий сезону дождей, а третий теплый, для зимы. В каждом дворце предполагалось до 500 слуг. Когда бы и куда бы Он ни шел, даже спускаясь или поднимаясь по лестнице, — всюду, эти люди, согласно приказу раджи,  должны были его охранять. «Царевич не должен уйти незамеченным!» - говорил слугам царь. Сам Сиддхартха Гаутама вспоминал впоследствии:  «Я был знатен, бхикшу, я был очень знатен, чреэвычайно богат: для меня во дворце отца моего были устроены пруды, где цвели в изобилии водяные лилии и лото­сы, розы и утпалы, благовонную одежду из тонкой ткани но­сил я. Из тонкой ткани был головной убор мой, верхнее и нижнее платье; днем и ночью осеняли меня белым опахалом из опасенья, что бы прохлада, зной, пылинка, или капля росы не коснулись меня. И было у меня три дворца: один для зимнего жилья, другой для летнего, а третий для дождливой поры года. И в последнем пребывал я четыре дождливых месяца безвыходно, окруженный женщинами, певицами и музыкантами. И тогда как в других домах рабов и слуг кормили грубым хлебом и едой, в доме отца моего им подавали рис, мясо и горячую пищу».

Зов памяти

                Некоторые боги, наги и другие существа забеспокоились: если Бодхисаттва задер­жится в плену этих удовольствий, то живые существа, которые должны достичь Пробуждения от проповеди нового Будды, скорее умрут, чем дождутся своей доли. Он должен покинуть дворец и уйти, стать Буддой...

И вновь, как когда-то очень давно, из непостижимой глубины раздались звуки небесной музыки. Мелодия вдруг обрела словесный смысл:  Будды десяти направлений и трех времен обращались к Нему: «Давно, восприняв страдания живых существ, Ты произнес следующий обет: да стану я Прибежищем, Защитой и Спасением для всех, кто живет! О Герой, вспомни прежние жизни и прежнее небо,  свой обет помощи живым существам. Время и час для тебя пришли, уходи, о великий Муни, из дома...» — слова  унесе ветер, но зов остался в сердце Сиддхартхи. Давно манящее  чувство, вновь, как в детстве, возникло в нем. Ощущение тайны возвратилось к нему. «Откуда я пришел? — думал Сиддхартха. — Как оказался в этом мире, среди звуков и блеска красок, среди сумятицы слов и снов? Есть ли какой смысл а том, что я попал в эту жизнь, или все бес­цельно несется неведомо куда, как облака в небе? Странное это чувство, но если оно пробудилось, то от него не легко избавиться. Сиддхартха вдруг ощутил, что он несчастен, а та действительность, что его окружает, на самом деле тяготит, а иногда и глубоко нестерпима. В мире, пожалуй, есть «счастливые» люди, но это  потому, что они достаточно не по­знали  действительность, в которой находятся. Счастье, в конечном итоге, не более чем призрак...

Тут снова раздалась музыка, прекрасная мелодия, на этот раз певицы решили отвлечь Бодхисаттву от нахлынувших на него непонятных раз­думий. И здесь, уже в земных звуках Он услышал тот же щемящий сердце мотив, вызвавший о недавно тоску:

«Три сферы мира подвержены увяданию и, не имея Прибежища, истребляются огнем смерти, живые не знают путей   освобождения от окружающей их действительности. Они подобны пчелам, попавшим в кувшин с водой. Три сферы мира мимолетны, подобно осенним облакам. Жизнь коротка, как вспышка молнии в небесах, жизнь тает быстро, подобно высыхающему ручью...» Звучала другая мелодия, но Бодхисаттва слышал в ней призывы будд и богов.

Слушая все это, Бодхисаттва избавился от своего забытья и направил свой ум к высшему Просветлению. И тут же 32 000 дэвапутр возвали к нему, через ше­лест листьев: «О ты, высочайший из рожденных, пришло время подвигу. Вспомни пророчество Дипанкары... и позволь голосу Будды быть услышанным!»...

            Бодхисаттва, от нахлынувших на него чувств и мыслей, решил развеяться, соб­раться с духом и прийти к окончательному решению. Он сказал своему колесни­чему Чандаке: «Приготовь для меня колесницу, мы совершим прогулку по садам.»

Первая встреча

К радже подошел Чандака и изложил просьбу царевича. «Прекрасно, — обрадовался тот, — это должно отвлечь его от раздумий». Он приказал охранять принца от неприятных зрелищ, приказал украсить дороги, по которым, предполагалось, они поедут. Все было приготовлено, и Бодхисаттва вышел через восточные ворота. Колесницы тронулись, и придорожные красоты поплыли мимо неторопливой веселой процессии. В это время одно божественное существо, отозвавшись на душевный настрой Сиддхартхи, молнией пронеслось через все божественные сферы и мгновенно предстало перед самой колесницей принца, превратившись в дряхлого старца. Сиддхартха был поражен его видом и обратился к Чандаке: «Кто это там, впереди, у дороги, телом иссохший, на посох склоненный, дряхлый, седой и со взором угасшим? Что с ним, скажи мне, неужели внезапно зной иссушил его , или таким изначально рожден он?

«Был он иным, — ответил возница, — был он когда-то младенцем прекрасным, вскормленный матерью, любящей и нежной. Юношей был он, всем наслаждался. Все это было... Но минули годы, минули молодость, сила, веселье... Вот он, взгляни: его жизнь на закате».

«Он ли один изменился с годами, или все мы, и сам я, подобными станем?»

«Прав ты, царевич, нас всех ожидает старость: то общая участь живущих...»

Страх охватил принца: так же как грома раскаты пугают горное стадо и в бег обращают, так и царевича сердце мгновенно дрогнуло в страхе; вздохнувши глубоко, поник Он, взор Его застыл. Скорбь увядания и горе старости понял Сиддхартха,  и сказал :  «Прочь наслажденья! Веселье возможно ли там, где так скоро, где все, без изъятья, гибнут пред роком годов беспощадных? Мимо! Домой! Поверни колесницу! Что за веселье могу здесь найти я, если на нас надвигается старость, если короткие дни моей жизни мчатся, как в вихре опавшие листья?..»

В растерянности, удрученная стрнностями принца, процессия возвратилась назад в город. Сиддхартха  переживал увиденное. Он начинал понимать, что не знает действительной окружающей его жизни. До сих пор ему старались преподносить ее с одной стороны, из покоев дворца, препятствуя видеть жизнь  глазами от­крытыми.

Вторая встреча

            Через некоторое время он опять почувствовал необходимость выйти за пределы дворца и позвал Чандаку. По дорогам помчались слуги отца, очищая их от стариков, больных, хромых и увечных, странников и нищих. Когда всё было приготовлено, Сиддхартха вышел через Южные ворота, и колес­ницы тронулись, сопровождаемые песнями, танцами и многочисленной весёлой свитой, впереди, сзади, со всех сторон. Балдахины спасали от зноя, сотни птиц, ярко оперенных, взмывали между цветущих гигантских ирисов и благо­ухающих деревьев. Сердце радовалось открывшейся природе, с прозрачной яс­ной синевой неба, обилием солнечного света и легким дуновением ветра, переби­рающим мерно листья высоченных пальм, но молнии подобный дэвапутра пред­стал перед очами принца, превратившись в больного паралитика.

«Кто это? — Сиддхартха не мог оторвать от него изумленного взгляда, — Чандака, кто это с телом негибким, чувств всех лишенный, дышащий с трудом,  весь истощенный,  со вздутым животом и сидящий в нечистотах, видом своим вызывая отвращение?»

Чандака взглянул и ответил: «Это,  принц, больной пред тобою, весь он трясется от тяжкой болезни. Облик здоровый исчез, он уходит, помощь, приют и защиту утратил, нет для него их, и смерть его близко...»

            Сиддхартха был поражен его ответом, в ужасе отпрянул от зрелища боль­ного и прошептал: «Как непрочны здоровье и сила, как ужасно болезни обличье, как же мудрец, увидя все это, может беспечно веселью предаться и не искать Пути избавленья?»

             Он приказал Чандаке вернуться в город. Люди разошлись. Сиддхартха вновь задумался под впечатлением увиденного. Появилось желание узнать ещё как можно больше о том, что творится за дворцовыми стенами, постичь жизнь в ее полноте...

Третья встреча

              Спустя какое-то время вновь была запряжена колесни­ца, вновь целую округу очистили от того, что не радует глаз и может удру­чить  принца. В назначенный прекрасный день Сиддхартха вы­шел через Западные ворота, и процессия двинулась как прежде под звуки чу­десных мелодий, с представлениями актеров,  шутками и беспечным смехом придворных. Дорога сначала тянулась мимо лотосовых прудов, где были украшены беседки, мостики, очаровательные островки с гуляющими  забавляющимися людьми. Затем, у великолепной сандаловой рощи, повернули направо. Подобно сотне бессшумных молний несколько богов оказались перед самой колесницей Кумары, превратившись в четверых носильщиков, несущих тяжёлую ношу, и в толпу рыдающих людей. Сиддхартха резко выглянул из балдахина, рукой приказал Чандаке приостановиться.

«Кто эти четверо с ношей тяжелой, убранной пышно цветами, венками? Кто остальные, идущие с ними, те, что в отчаянии стонут, рыдают?» —спросил Он дрогнувшим голосом.

«Это умерший, — ответил Чандака, — это, о принц, мертвец пред тобою: сила и жизнь от него отлетели, мыслей нет более в сердце холодном, разум рассеялся, духом покинут, остов телесный увял и распался. Все, кому дорог он был, облеклись трауром черным, провожая его к месту сожженья. Неизбежно страдание это: каждый из тех, кто узнал час рожденья, должен познать и конец своей жизни...»

Смолкли смех и музыка, воцарилось тягостное молчание. Придворная свита была в недоумении; откуда здесь могло появиться это траурное шествие? Ведь везде стоит стража, которой строго приказано не пропускать ничего из подобного? Носилки с телом покойника пронесли мимо, и Сиддхартха воскликнул: «Вот он, конец всех живущих, а миром это не понято и забыто! Жестки  сердца у людей, если могут они спокойно идти по дороге, к смерти ведущей! Назад колесницу! Времени, места здесь нет для веселья! Может ли миг пребывать беззаботным тот, кому общая гибель понятна?...»

Опять колесницы повернули ко дворцу. Двое всадников несколько замедлили шаг, попридержав коней, и подались назад, повернув к удалившейся похоронной процессии. Но сколько они ли скакали — они не встретили никого, словно никого и не было...

Размышления

Сиддхартха прибыл во дворец в горестных раздумьях и размышлениях. Шуддходана же проявлял все большую сообразительность  для создания новых соблазнов для юноши. Дворцы были построены с завидной быстротой, и хотя у Шакьев роскошь была не в особом почете, все же нельзя было ступить и шага, чтобы не натолкнуться на ее присутствие. Все, что только было чудесного на земле Капилавасту и окрестностях, — все это появлялось во дворцах. Раджа тратился на дорогие приобретения в других землях. Изысканными вещами, искусснымитворениями, изящными яствами и драгоценностями, редкими певчими птицами украшалась жизнь Сиддхартхи и Яшоды, для которой это было истинным наслаждением, ведь она не разделяла задумчивости и сомнений мужа.

Сиддхартха припоминал все новые забытые детали увиденного, вспоминал обрывки фраз из разговоров окружающих: «...этого не стало...», «того больше нет...» — и жизнь предстала пред ним с очень неприглядной, суровой и безобразной стороны. «Сочетание трех миров постоянно сгорает в скорбях старости и болезней», — думал он.

                «Лишенный покровителя, мир пожи­рается пламенем смерти: не стремится живое к освобождению; обезумевшие в суете своей, живые существа бьются напрасно, словно пчелы в закрытом сосуде. Жизнь непостоянна, подобна облаку осеннему и, как поток низвергающийся с гор, быстротечна. Минует краткая и незаметная жизнь существ, стремительно, как молния в небесных далях... Образами влекущими, прекрасными, звуками, благовониями и внушениями приятными, прикосновениями сладостными пленяется мир в сетях времени. Полны всегда скорбями желания в основаниях своих: неразлучна со страхом, с битвами, с болями и печалями жажда желаний, обвивающая нас лиана жажды бытия, —  и это навсегда!..»

Пламенеющими,  ужас наводящими могилами, болотами мирских судеб, длинным лезвием бритвы, в мед погруженной, главою змеи, из нечистого сосуда выглядывающей, признаются мудрецами желания. Их свойства подобны отраже­нию звезд на подвижной воде луны, отзвуку эха, в горах замирающему... Мгно­вение — вот вся их жизнь, иллюзия, марево знойной пустыни... Молодость минует. Разрушится тело, как дерево, молнией сраженное, как дом обветшалый... Как вырваться из-под власти старости, превращающей красоту в безобразие, блеск, силу, мощь и довольство — в немощь, прах и забвение? Как избежать старости, увядания, смерти — какой мудрец поведает об этом?..

А нескончаемая цепь смертей и рождений, смена бытия! Разлука с благами уже добытыми, с существа­ми любимыми!. И нет возврата, нет воссоединения с ними, как листьям опав­шим не соединиться с ветвями родными, как не остановиться и не повернуть вспять бег реки быстротечной!...

Попытки отвлечения

Когда Яшода попыталась в очередной раз отвлечь его от сумрачных дум, которые, как она заметила, все чаще стали посещать мужа, то успеха она не доби­лась. Женщины затеяли какое-то грандиозное представление, и Яшода предло­жила Сиддхартхе принять участие в веселой игре. Он не проявлял интереса и отказался. Тогда она стала требовать, сказав, что он всех презирает, ее и окру­жающих, за предлагаемые ими дары, почитание и ласки. Недостойно кшатрия, — говорила она, — предаваться унынию. Что вообще с ним происходит? Сидд­хартха возразил ей, что как раз наоборот, он не только никого не презирает, но более того, обеспокоен за судьбу каждого живого существа, в равной мере как и за нее... И нужно что-то делать, а не предаваться пустым забавам, бессмысленным играм в то время, как всех нас подстерегает опасность тления: « Надо мною — ужас дум о смерти! Покоя, самообладанья я не могу найти, а ты зовешь меня к забавам жалким!»

            Тут сообщили, что закончены  работы в зимнем дворце. Там всё сияет и дышит заботой любящего отца, и не угодно ли супругам посмотреть и оценить убранство помещений? Яшодхара обрадовалась случаю еще одного развлечения и уговорила мужа поехать.

Четвертая встреча

В соответствующий день Сиддхартха, вышедши через Северные ворота, с безучастным видом сел на приготовленное для него сиденье, источающее тончайшие ароматы цветочных гирлянд, и колесницы направились к Зимнему дворцу. Там все было сделано на славу , все  оценили это. Только Сиддхартха смотрел на все это очарование, как больной неведомой болезнью. Казалось, его ничто не радовало. На обратном пути, подобно молнии незаметной и бесшумной, возник перед ним один из дэвапутр, превратившись в нищего странствующего аскета с чашей в руках. Сиддхартха моментально его заметил и, дав знак остановиться, спросил Чандаку:

«Взгляни, Чандака, кто этот встречный — с ясным умом и уверенным взглядом, вниз он глаза опустил и неспешно в красной одежде с чашей шагает, в полном спокойствии и без гордыни?»

«Это отшельник, шраман — ответил Чандака, — нищий странник, йогин, покинувший мир ради поиска Истины».

«Он отказался, — промолвил Чандака, — от существующих благ и желаний, тело подверг суровой аскезе, ум и речь у него дициплинированны, он в созерцании истину ищет, бродит, питаясь одним подаяньем, напрочь лишенный пристрастий и гнева...»

Впервые у Сиддхартхи зародилась надежда на получение ответов на мучившие его сомнения. Слова Чандаки произвели на него благотворное впечатление: «Мне по нраву ответ твой, Чандака, жизнь такую все мудрые хвалят, в ней покой обретают святые, в ней ответ для себя я вижу,» — произнес Сиддхартха и подозвал к себе нищего аскета. «Расскажи мне, кто ты и чего ты ищешь?», - обратился Он к нему.

«Я человек, убоявшийся рождения и смерти, — произнес нищий, —ставший аскетом ради избавления от сансары. Желая избавиться от мира, подвластного перерождениям, я ищу блаженной и неразрушимой обители, в уединении от людей, живя  где попало, у подножия дерева, в брошенной хижине, в горах или в лесу, без семьи, без надежды, я странствую по свету, ко всему готовый, отторгнув все  страсти, презревши все внешние вещи, ища только высшего блага: к нему направлены все мои мысли...»

             Вместе с пищей, которую Он положил в пустую чашу шрамана, за­родился покой в сердце царевича. Он наконец решился на то, к чему готовился еще до рождения и что с убедительной необходимостью предстало сейчас перед ним, как единственное решение после его мучительных раздумий. Вся эта жизнь иссякла, Он до конца понял ее.

Рождение сына .

              Вернувшись, Он бросился к отцу, умоляя его отпустить в джунгли, к шраманам, но тот в ужасе запретил даже думать об этом и еще более укрепил стражу на всех постах. Теперь толпы танцовщиц и музыкантов ходили за прин­цем следом, а Он, обозревая окружающее, бормотал:  «Какое безумие, какое безумие! Мечты о красоте, чувственности... Все под мечом, висящим над головой, пред лицом трех чудовищ: старости, болезни и смерти — они отравляют любое наслаждение!»

Донесли весть о рождении сына. Ребенка назвали Рахула. После торжеств по этому поводу Сиддхартха с горечью подумал: «Вот и еще одна мучительная привязанность, от которой придется освобождаться...»

Шуддходану же не покидало беспокойство: прорицатели предсказали, что Сиддхартха должен будет уйти через главные царские ворота. Тогда были соору­жены очень большие,  красивые двери, которые бесшумно открывали и закрывали более полусотни людей, предупреждавшие любой его шаг, но при этом не забы­вающие строгого приказа Шуддходаны: «Принц не должен уйти незамеченным!»

7. УХОД ИЗ ДОМА

              «Двадцать девять лет мне было, Субхадра, когда я отрекся от мира, в стремлении найти Непреходящее.»

                Махапаринирвана Сутра.

Просьба об отречении

Раджа Шуддходана сидел, глубоко задумавшись. Накануне он опять увидел сны, которые, по всей видимости, оправдывали старое предсказание о печальной судь­бе сына. Он не хотел им верить, но сама действительность являла какие-то зло­вещиедля него знаки, предвещающие уход Бодхисаттвы. Уже не было слышно пения птиц, чего никогда не случалось, цветы увяли, несмотря на уход , с де­ревьев слетел  цвет и завязь плодов, животные проявляли непонятное беспо­койство и волнение. Яшодхара увидела во сне, что земля под ее ногами пришла в движение.

В то же время, Сиддхартха проснулся от яркого и  ясного сна: вся земля была его ложем, гора Сумеру — подушкой, сильный свет рассеял весь мрак, а над ним распростерся огромный зонт, появившийся из земли и распространив­шийся над всеми тремя мирами. Появились разноцветные животные и птицы, которые затем приобрели один цвет. Сам Он поднялся , не загрязнившись, на гору, образованную не­чистотами, спас множество существ, носимых потоками воды, и наконец на склоне Сумеру взошел на трон, поддерживаемый львами,  боги склонились перед ним.

Больше не раздумывая, Сиддхартха пошел к отцу и повторил свою просьбу: «Я дам тебе все, —проговорил Раджа умоляя, — , всё, что только ты сможешь пожелать, только оставайся, не уходи, и не проси меня, об этом!»

Сиддхартха спросил: «Ты можешь мне даровать вечную юность, здоровье и бес­смертие?».

«Нет, — ответил Шуддходана, — но пусть твои желания исполнятся. Возвращайся к Себе».

Сиддхартха удалился, а раджа позвал к себе всех шакьев и рассказал им все. Решили выставить сторожевые отряды по 500 человек во­инов с колесницами и столько же пеших, как при военном положении. «Принц не должен уйти незамеченным», — повторяли друг другу воины.

Оставление дома   

В ночь, когда взошла звезда Пушья, Бодхисаттва проснулся с твердым решением выполнить предназначение,  время пребывания во дворце для Него прошло. Он встал и никем не замеченный начал пробираться к выходу среди спящих женщин. Он взглянул на них, безмятежно спящих в самых разных позах, и подумал: «Что за жалкие существа, несчастные и бездумные: желать  с ними наслаждений — что за безумие! Скорее, сегодня , сейчас — в лес!»

   Город спал, боги наслали на всех крепчайший сон. Бодхисаттва пошел к отцу. Увидев спящего царя, Сиддхартха прошептал: «Отец мой, люблю тебя! Но тоска нечеловеческая овладела мною, и не могу я здесь более оставаться, я должен освободиться от этого страха». Зайдя к жене, вспомнил о годах, прожитых вместе в удовольствиях и роскоши. «Вот, — вздохнул он, — это все прошло, кончилось, исчезло ... » Взошел наверх, на галерею, посмотрел из окон дворца на звезды, на небо, беспредельное, глядевшее на него бездной миров. Он призвал на помощь всех своих предшественников, всех Победителей, всех Будд прошлого, и воскликнул: «Время настало!»

Потом Он спустился и вновь посмотрел на жену и сына, безмятежно спящих, постоял и удалился... Тихо позвал верного Чандаку и попросил привести ему лошадь.

«Куда вы отправляетесь?» — спросил Чандака.

«Я ухожу из мирской жизни. Звезда Пушья на небе, и это доброе предзнаменование, что все мои цели будут осуществлены. Этой ночью все должно свершиться, поэтому поторопись!»

Чандака попытался его отговорить, но Бодхисаттва в ответ напомнил ему о зле, проистекающем от желаний, Его невозможно было переубедить.

«Сейчас не время уходить, — настаивал Чандака.

«Нет, — возражал ему Сиддхартха, — именно желая блага всем живущим, я, достигнув пробужденного состояния, где отсутствуют старость, болезни и смерть, принесу людям спасение. Такой обет я дал давно, и сейчас пришло время выполнить его!»

Чандака привел лошадь с именем Кантака, украсил ее,  Бодхисаттва сел на нее верхом. Четыре Махараджи, подняв и посадив его в седло, ушли на небеса. Заструилась небесная музыка, и, с многими почестями, исходящими от богов, они прошли мимо заставы, где вповалку спали воины и стража. Прошли ближний лес, вступили в дальний, кончились пределы владений Шакьев.

Прощание с Чандакой

                Наконец, найдя подходящее место, остановились. Сиддхартха вернул Чандаке лошадь, который всё ещё продолжал его упрашивать остаться.

«Мой господин, — говорил он, — еще не поздно вернуться.»

«Я вступаю в лес подвижничества, — отвечал Бодхисаттва, — не из желания каких-либо благ. Пойми, Чандака! Я не хочу ни чувств любви, ни чувств гнева, не желаю я исамого неба. Хочу разрушить старость и смерть, обратившись к древнему пути... Его я и ищу. Прощай!... Не плачь о нашей разлуке: всем привязанностям и связям есть конец,  к чему печаль о расставании? Вернись к моим родным, к отцу и убеди его даже не вспоминать обо мне, внуши ему сознание неизбежности происшедшего: в таком сознании сгорает привязанность, а там, где она истреблена —нет больше места для печали и сожаления. Неотвратим закон изменчивости, и, если бы я сам не покинул своих близких — смерть все равно разлучила бы нас. Где мать моя, носившая меня под сердцем с радостью и болью? Что я для нее, давно умершей? И где она для меня сегодня? Как птицы, встретившись на ветке, разлетаются в разные стороны, как облака, прильнувшие на миг друг к другу, расплываются снова вдаль — таковы все встречи живых существ. Мы только призрачный обман друг для друга. Весь мир, все, что в нем, преходит, а потому — прощай и не печалься!...»

Они обнялись и расстались. Позже на этом месте поставят ступу, которая станет  известна как «Ступа в память возвращения Чандаки».

Уже в совершенном одиночестве Сиддхартха срезал волосы мечом и подумал, насчет своего дорогого бенаресского платья, что нищему аскету не пристало разгуливать в лесу в такой одежде. Боги услышали его мысли, и вскоре на дороге появился охотник, который,  спросив его, кто Он, поднес ему одежду красноватого цвета. Когда Сиддхартха облачился в одежду аскета, боги  воскликнули в восторженном порыве: «Сиддхартха вступил на стезю Дхармы!» И этот ликующий возглас донесся до небес Акаништхи.

Чандака, в это время, продолжавший тайно наблюдать за принцем, решил после увиденного, что уже ничего не изменить. Он возвратился назад и  поведал Шуддходане и семье принца о всем, что произошло, и, тем самым, облегчил их скорбь.

Обу­чение у шрамана Арады

Покинув мир, Гаутама сначала прибыл туда, где жил шраман из брахманов Рашвата. Здесь было много хижин, где жили отшельники, занимаясь суровой аскезой.

 Потом Он достиг Вайшали,  места, где аскет Арада Калама обучал своих учеников погружаться в сферу лишённую  признаков. Бодхисаттва  выразил желание стать его учеником. Прежде всего Он спросил Араду Каламу, как избавиться от ста­рости, болезни и смерти.

Арада Калама ответил Гаутаме так: «Это достигает­ся познанием происхождения нашего смертного бытия и возвратом к Истоку. То, что рождается и стареет, то, что подвластно неволе и смер­ти — есть обнаруженное или проявленное, тогда как не обнаруженное, не проявив­шееся — противоположно этому. Неведение, достоинства и недостатки прошлых деяний и желание — вот причины бытия. Пребывающий в области этой триады не достигает сути вещей. Пять препятствий стоят у него на пути к освобождению: эгоизм, ложные воззрения, ложные методы освобождения, привязанность к внешним вещам и тяготение к бытию, что порождает только новое рождение — таков пятеричный источник великого обмана, соблазна, двойственности.  Познай , что смерть и рождение — самообман, ясно уразумей, что же­лание есть великий самообман. Живущий подобен младенцу укутаному пелен­ками пятеричного невежества , - омраченности, страсти, ненависти, гордыни и зависти. Он переходит из одного рождения в другое. Человек странствует в мирах воплощен­ного бытия, в мирах, изобилующих горем, очарованный мечтою, о том, будто он владыка, он — слушатель, он — мыс­литель, он — причина и следствие. Для избавления от этого дурманящего заблуждения, помни, что в отсутствии причины заложено и отсутствие следствия; познай мудрец, жаждущий избавления, четыре вещи: просветленное и непросвет­ленное, проявленное и непроявленное, и должным образом познай их. Отри­нув все ложные воззрения, предайся рассуждениям о Высшем Абсолюте, Брахмане, выполняй  строгий порядок священного познания для до­стижения области бессмертия...»

«Как и где, в таком случае, нужно вести эту жизнь священного познания и до каких пределов простирать ее? — снова спросил Гаутама. Арада сказал:

«Прежде всего, благочестивый, покинувший дом свой и ставший нищим, неукос­нительно  поддерживай определенные правила поведения в течение всей жизни, довольствуйся  милостыней, живи в уединении. Будь равнодушен ко всем чувствам, размышляй над священными текстами, довольствуйся собой. Тот, кто знает, что страх исходит из страсти и что высшее блаженство — в бес­страстии, старается подавлением всех чувств установить спокойствие духа. Так приходит первая ступень созерцания и  обладание новым, неведомым переживанием самадхи в мире Брахмана, которому еще присуще наслаждение. Мудрый, зная, что это состояние одурманивает дух, восходит до второй ступени дхьяны,  чуждой этого состояния, но имеющей свое собственное блаженство,  особое переживание благости — Абхасур. Тот, кто осво­бодит свой дух и от этого восторга, — достигнет третьей ступени созерцания,  блаженной, но без примеси удовольствия. Здесь  останавливаются многие шраманские учителя, полагая, что   истинное освобождение наступило, так как радость и скорбь остались позади, и  работы мысли нет.   Достигший такого состояния и в равной мере не желающий его и не пренебрегающий им,— получает четвертую ступень дхьяны, недоступную уже никакому удовольствию и скорби. Возвышаясь и за эти пределы мудрец поднимется к еще более высшей мудрости, с целью упразднить всякую телесность, ему чужда уже всякая форма, всякое проявление во внешнем. И вот тогда Атман, душа, вырвавшаяся из тела, как птица из клетки, освобождается. Это есть состояние Верховного Брахмана,  вечного, чуждого любых признаков, качественно неопределенного.  Таковы средства освобождения, которые я указал тебе, если ты постиг их и одобрил, действуй соответственно».

Бодхисаттва стал практиковать и достиг ступени погруженности, о которой  учил этот шраман. Арада предложил ему совместно обучать учеников.

 Однако Гаутама понял, что учение Арады , утонченное и выдающееся,  не является окончательным, так как  не учит, как нужно освобождаться от Атмана.      

 «Мне пришла мысль, — вспоминал позже Гаутама, — что это учение не ведет к отречению от сансары, не ведет к концу воли и желания, к распаду понятий, к прекращению страдания,  прозрению и  полному Пробуждению , к угасанию заблуждения . Оно ведет лишь к появлению в области не-бытия, а к самому не-бытию не ведет».

Он обратился Араде: «Ведь я, Арада, ищу полного освобождения, которое не допускает никакого возвращения к сансаре и ее суете, в то время как ты,  не допуская никакого возврата в мир сансары, обещаешь достижение некоего последнего состояния бытия,  состояния Великого Брахмана, полного покоя, без начала и конца, без пределов и границ, без первого и последнего. При всей неопределенности и бесформенности — это не-бытие есть все же «бытие», а стало быть сансара. Я  ищу Того, где не может быть  речи ни о смерти, ни о рождении, ни о бытии, ни о не-бытии, ни о вечности, ни о не-вечности. Атман,  хотя  и освобожденный от принципа развития и от усло­вий его, все же подвержен рождениям, душе  придется быть носителем семени, ей присущ еще зародыш.. Дхарма рождения или элемент сознания скрывает в себе, подобно зародышу, другую дхарму. Ты, Арада, говоришь, что наше «Я», став чистым, получает  истинное освобождение. Но если мы, хотя бы и после распада нашей временной телесной личности, в будущем вновь встретимся с сочетанием причины и следствия, происходящих от прошлых существований, тогда опять появится возврат к путям рождения: точно как зародыш или семя, в котором элементы Земля, Огонь, Вода и Ветер — четыре стихии, казалось бы, уничтожили жизненное начало. Но, при встрече с благоприятными  обстоятельствами, без видимой причины — оно оживает, в силу присущей ему способности к жизни, в силу жажды бытия! Достижение твоего предполагаемого освобождения, в котором есть идея личности и живого существа,  не несёт конечного освобождения от возможности вернуться к проявленному бытию. Большинство людей еще не упразднило представления об Атмане , пусть и очистив его. Не может быть полного освобождения, пока длится представление об Атмане. В нём нет истинного отказа от себялюбия, эгоизма. Пока ум не освободится от любых качеств, свойств и определений свободы не будет. Вот почему я утверждаю, что полное достижение моей цели — освобождение от цепей бытия — может быть найдено только в устранении всего.»

Арада Калама выслушал, и возражать не стал. Ботхисаттва отправился дальше.

Обу­чение у шрамана Удраки

Его путь пролегал через страну Магадху. Он достиг горы Пандава и остался там. После пребывания в этих местах пошел дальше. Через ворота Тапода Он вошел в Раджагриху, столицу Магадхи. Горожане и их раджа Бимбисара прониклись к нему верой и, догадываясь, кто перед ними, предложили Ему часть царства, но Он отказался.

Вскоре Он встретил Удраку Рамапутру, другого великого аскета-шрамана, который обучал своих 500 учеников погружению в сферу, где нет ни сознания, ни не-сознания, называемое Бхавагра, и решил у него остаться, став учени­ком. Когда искомое самадхи было достигнуто, Гаутама выразил сомнение в необратимости этого состояния.

 «Мудрый Удрака, — подумал Бодхисаттва, — познал несовершенства, присущие имени и именуемому,  нашел себе убежище в практической теории, уводящей за пределы отрицания того, что еще удерживает имя и не-имя. Поняв, что имя и не-имя все же являются основой чего-то сущего, хотя и весьма утонченного, он пошел еще дальше и  успокоился в убеждении, что нет ни именуемого, ни не-именуемого; ведь разум, успокоившись на этом, становится чрезвычайно утонченным и уже не в состоя­нии идти дальше, так как здесь отпадают и не находят применения любые мыслимые и немыслимые понятия».

Удрака не мог преподать Гаутаме  ясного представление о своей теории Атмана, но Гаутама понял, что при всем своем хитроумии и этот мистик поддался обману иллюзии, потому что, достигнув  описанного выше состояния шестой дхьяны, дух, хоть и лишенный возможности мыслить понятийно, все же не лишен своей природной возможности вновь вернуться в мир, над которым он только что возвысился и от которого он временно было освободился, тогда как Гаутама искал способа совсем избавиться от возвраще­ния в сансару.

Таким образом, и это учение оказалось «недостаточным», не ведущим к отречению, к концу воли, к распаду понятий, к прекращению страдания, к Прозрению   и полному Пробуждению , угашению суетного обольщения. Оно доводило лишь до пределов возможности восприятия разума. Выхода же из этих пределов в полноту запредельного оно не ука­зывало. «Я нашел это учение неудовлетворительным и отошел от этого учения, — вспоминал позже Гаутама, —а также и от его проповедника».

Урувела и группа пяти шраманов

Пять учеников Удраки Рамапутры, обучавшиеся у него, также ушли из этого места и последовали за Гаутамой, решив дождаться, когда последний достигнет Нирваны, чтобы  потом научиться этому самим.

Они прошли через местность Гайю и достигли берега реки Найранджаны. Решили оста­новиться здесь, в местности называемой Урувела. Здесь предавалось  тапасу множество аскетов. Сидящие многие недели в одной и той же позе или терпя­щие жар костров, разожженных вокруг, вонзавшие в свои тела тысячи дере­вянных гвоздей и мучившие себя иными изощренными способами, чтобы пода­вить чувствительность и приглушить восприятие внешнего мира ради искомого внутреннего, — они наводили трепет и вызывали  преклонение у почитателей. Бодхисаттва подумал: «Здесь я и буду практиковать истинную аскезу, чтобы устранить все ложные воззрения на мир».

8. ПРАКТИКА АСКЕТИЗМА

«Есть две крайности, о бхикшу, которым не должен следо­вать отрекшийся от сансары. С одной стороны — обычное в миру поведение... Это путь низкий, путь заблуждающихся.

С другой стороны—путь аскетизма-тапаса, мучительный, бесполезный, не­достойный ищущего истину.»

Дхармачакраправартана Сутра.

Тапас

    В Урувеле Гаутама пребывал 6 лет в состоянии самадхи, называемом «Всеохватывающее». Все эти годы Он практиковал самый суровый тапас, дове­дя свое питание до одного зерна ююбы, одного зерна кунжута, и одного зерна ри­са, при этом упражняясь в длительных задержках дыхания . Так Он сидел не шевелясь длительное время. Он страшно исхудал, кожа потемнела, волосы вы­пали из головы, глаза впали так глубоко, что были видны одни пустые темные глазницы. Деревенские жители даже приняли его за сидящий труп, и как закрывают глаза у покойников, так они закрыли ему нос и уши, заткнув их хлопком. Он вынул его, и этого усилия оказалось достаточно для изнуренного тела — случился обморок. Он упал.

Забота матери

Это увидело одно божество и передало пречистой матери Майядэви: «Твой сын умер». Она спустилась из области богов, увидела, что Сиддхартха похож на труп, и начала причитать: «О мой сын, как только ты родился Ты сказал, что это рождение последнее. Теперь твой обет не выполнен. И предсказание Ашиты, что станешь Буддой кажется не сбылось...»

Тут, не подымаясь, Гаутама ответил матери: « Солнце, луна и мириады звезд могут упасть на землю, исчезнув. Но я не умру таким, как сейчас —будучи еще обычным существом. Поэтому ты не печалься, время уже близко, и  ты станешь свидетельницей моего пробуждения...»

Майядэви возрадовалась и в окружении божеств возвратилась на небеса.  

Оставление аскетизма

Мара, воплощение всех препятствий, дух зла и противоречия, приблизился  к шакийскому отшельнику, и в сознании Бодхисаттвы прозвучало: «За жизнь тянешься?! Несчастный!» — но этот звук не повлиял на Гаутаму. Собрав все  силы, он пришел к выводу, что такая практика аскезы не  ведёт к высшему. Он решил пойти в селение за нормальной и достойной едой, а потом отправиться к Дереву Бодхи, в местность, где, по преданиям, все Будды обретали окончательное просветление. Каждому Будде суждено своё древо...

  И когда Он сказал об этом своим ученикам, те сразу потеряли в него веру и ушли в Бенарес.

Бодхисаттва достал свои лохмотья и выстирал их в пруду. Устав, Он начал выходить из воды. Тогда Мара  силой магии  вознес высоченные скалы по краям пруда, чтобы Бодхисаттва не смог выбраться. Но богиня прибрежного дерева наклонила его ветви вниз, Бодхисаттва схватил их и вытащил себя. Под деревом Какубха Он сшил себе одеяние из этих лохмотьев и, накинув поверх оранжево-красноватого одеяния, вошел в деревню, чтобы достать немного еды.

Доброжелательная и сострадательная девушка Суджата приготовила ему рисовую кашу на сливках. На поверхности ее появились восемь счастливых эмблем: знаки бесконечного узла, лотос, кувшин, две рыбки,  раковина, зонт, знамя, и дхармачакра, и это ее очень обрадовало. Предсказатели предрекли ей, что она обретет дар бессмертия.

Наполнив сосуд медом и молочной сваренной кашей, она преподнесла все это Бодхисаттве. Он взял еду и вернулся на берег Найранджаны. Затем  совершил омовение и сбрил волосы и бороду, которые были унесены Суджатой как реликвии. Девушка-нага из  этой реки приготовила ему сиденье. Опу­стившись на него, Гаутама впервые за все это время принял здоровую пищу. Поев, выбросил сосуд  в реку. Царь нагов Сагара подхватил его и унес в свое царство, откуда он потом попал на небо, вызвав ликование и радость всех богов.

9. ПОБЕДА НАД МАРОЙ

«Мара  понял цель Бодхисаттвы и, притворившись его по­читателем, появился перед ним и сказал: «Город Капилавасту захвачен Дэвадаттой. Дворец разграблен, а Шакьи убиты! Почему ты здесь сидишь, чего ждешь?» Мысли страстные, гневные и враждебные возникли у Бодхисаттвы, но Он, распознав их причину, породил три мысли-противоядия и устранил ими наваждение.»

Гой-лоцзава Шоннупал, «Голубые Анналы»

Древо Бодхи

Восстановив  силы, Гаутама отправился к дереву Бодхи. Чувствуя сверхчеловеческую  энергию, Он решил отбросить и преодолеть последние сомнения. Пошел дождь, который прибил пыль на дороге, а поднявшийся ветер срывал цветы с деревьев и бросал их под ноги идущему Бодхисаттве. Вершины гор накренились, и новорожденные младенцы, каждый из своего места, указывали ему путь своими ручонками. Боги небес и наги почтили его,тело Бодхисаттвы стало источать тонкий свет, обращая духов умерших, которые очищались от всякого страдания и беспокойства.    По пути Гаутама набрал травы Свастика (или Куса) — зеленой, мягкой и приятной на ощупь. Достигнув дерева Бодхи, Он трижды обошел его,  затем настелил траву корнями наружу и сел, устремив взгляд на восток, выпрямив спину и сосредоточив ум. Потом произнес обет: «Пусть пребывая здесь, высохнет тело, кожа, кости и мясо исчезнет. Но пока не достигну я Бодхи, труднообретаемое даже за кальпы, с места не сдвинусь...»

Искушения страхом и страстями.

Боги разместились в десяти сторонах света для защиты Бодхисаттвы, и Он, сидя под деревом, излучил из своего тела свет, называемый «Свет, созы­вающий сыновей». Он проник в бесконечные пространства, и обители их поч­тили Бодхисаттву.

 Решив окончательно преодолеть все препятствия. Он испус­тил из своего межбровья свет, называемый «Свет, разрушающий все области Мары» И по Вселенной раздался голос: «Тот, Кто готовился многие кальпы, Сын Шуддходаны, ушедший от царства, ради спасения всех истомленных Миром страданий, ушел Он из дома, Чтобы под древом стать Пробужденным...»

Мара, предводитель всех демонов, препятствий и противоречий, испугался, что его владычеству над умами людей придет конец, и напустил на Гаутаму страшные видения: то ужасные якши, с вывороченными наружу клыками и стелющимися до земли языками, вырастали из-под земли перед Его сосредоточенным взгля­дом и бросались на него со всевозможным изуверским оружием, то кладбищен­ские вампиры-пишачи с трупами в зубах, сочащимися кровью, пытались вон­зить в Него свои длинные когти, то вдруг налетал порыв ужасного смрадного урагана, сметающего все на пути: деревья вырывало с корнем и несло прямо на сидя­щего; не долетая, они падали у ног Бодхисаттвы, а с их ободранных ветвей сползали огромные змеи, обвивая его, раскрывая свои ужасные  пасти. На какое-то время все исчезало, но потом все появлялось с новой силой в виде скопища демонов-людоедов и духов, и их свирепые рожи и дикий лай проника­ли до самого сердца... Одно видение сменялось другим, вот уже толпа беспо­щадных разбойников появилась, приближаются, размахивая дубинами, орут: «А, вот у кого много всяких сокровищ, налетай!»—взмах дубины, хохот и... наваждение пропадает, появляется новое: горизонт заполняется дымом и гарью, кругом огонь, он все ближе, бегут сломя голову дикие животные, какие-то люди, страшный вой, треск огня, и его жар становятся невыносимыми, беги, отшель­ник, спасайся!... Пламя вдруг пропадает так же внезапно, как и появилось. Ми­мо прошли несколько воинов, истекающих кровью; за ними появились другие, целый отряд, увидели отшельника, подняли мечи, подходят все ближе, уже видны их искаженные ненавистью лица, а там дальше, словно насекомые, — огромное вой­ско движется с быстротой неумолимой, вот уже заполнили всю землю, свистят пронзительно стрелы, впиваясь в ствол дерева, вонзаясь у ног в землю, боевые слоны трубят, идут, сотрясая землю, видны их кровавые, выпученные от нерависти глаза; с мчащихся колесниц пускают молниеносные орудия - чакры—они, бе­шено вращаясь,  с воем и свистом проносятся над рядами, мгновенно срезая воинам головы и руки с поднятым оружием; кругом кровь и горы трупов, а над кровавым этим месивом всплывает раскаленное добела адское оружие богов — брахмавидья, которое все уничтожает каскадами белого огня, оставляя после себя лишь оплавленные камни былых сооружений... Мощный толчок, удар, как тысяча громов, и снова все пропадает, исчезая в долгом умопомрачительном звуке, переходящем в сплошной гул... Появилась безжизненная каменистая равнина, кругом мертвая пыль, ни травинки, ни росинки, несколько лун освещают  ледяную пустыню сухого мрака, и вдруг голос, неизвестно откуда шепчущий:  «Знаешь, отшельник, сколько ты уже сидишь? Сколько кальп прошло? Все живое давно исчезло с земли, без следа... Для кого стараешься, иди, вста­вай, спасай хотя бы себя...»

Сын Шакьев сидел не шелохнувшись. Много других страшных, невыноси­мых видений увидел Он в тот вечер, но, будучи в знании того, что все элементы относительны и сущность их нереальна, он своим стойким и спокойным умом познал их волшебную природу и не поддался наваждению Мары.

                Тогда дух противоречия и сомнения пустился в разговор с Бодхисаттвой,  слова его раздавались, как звук в пустом кувшине:  «Разве ты можешь достичь спасения лишь при помощи одних своих заслуг?» Бодхисаттва возразил: «Ты совершил одно беспрепятственное деяние, и в итоге стал Владыкой Мира Же­ланий, а я таких деяний совершил множество.

Мара ответил: «Про мое, хотя бы и единственное, знают все, даже ты. А кто знает про твои? Кто под­твердит их, кто, ?»

«Эта земля станет моим свидетелем, — ответил Бодхисаттва и коснулся земли правой рукой, —Эта земля есть опора всех существ, она беспристрастна и непредвзята, пусть она свидетельствует пред тобой, что мои слова являются правдой!

После этих слов земля шесть раз вздрогнула, и богиня земли Стхавара, наполовину показавшись на поверхности, сложила почтительно ладони и про­изнесла: «О, высший из существ, Как Ты сказал, так оно и есть. Это очевидно, но, Владыка — Ты сам высший свидетель Истины,  богов высший!»

Мара, услышав голос Земли, исчез со своим воинством, как шакалы от рыка льва, как воронье от звука стрел. Наваждения страшные и мерзкие, па­мять отшибающие и в холодный пот бросающие, все ощущения жуткие и нестер­пимые исчезли,  наступило время других, иных видений, взор ласкающих, дивными звуками пленяющих любого, кто их услышит; чарующими и обольсти­тельными движениями прекрасных дев, одна краше другой, манящими речами пытались они соблазнить отшельника: появились неожиданно, улыбались обво­рожительно, от смеха их заходило сердце...

Но холоден ум сына Шакьев, не шелохнется, не дрогнут руки, лежащие одна на другой. Видение пропадает, чтобы дать место другому: уже не несколь­ко, а множество их появляется, заботливых в наслаждениях, они окружают от­шельника, манят, зовут... Снова исчезло все, но послышалась музыка со всех сторон, все закружилось и зашлось в неистовом и разнузданном танце; юных дев сменяли крутобедрые и пышногрудые небожительницы, красоты необычай­ной, божественные апсары, лотосоокие, с ума сводящие — никто из смертных не выдержал бы их манящего вида, помрачился бы у него разум, бросил бы все и был бы увлечен хороводом дразнящих фей и приведений.. но спокоен ум  подвижника, не дрогнет его прямое и благородное тело под деревом Бодхи...

Преодоление наваждений

Бодхисаттва не поддался. Умом спокойным и ясным, как небо, постиг  Он обманчивость мира желаний и не поддался искушениям Мары. Все усилия духа сансары оказались напрасными.

В возрасте 35 лет в сумерки 15-го дня вайшакхи (май-июнь), когда было полнолуние, Он победил Мару в четырех его аспектах: внешнего Мару Сына небожителя, и трех внутренних: Мару смерти, Мару скандх (болезней) и Мару клеш . Божества, наги и истинные апсары почтили мудреца 16-ю различными способами и 16-ю способами поносили Мару...

             Небожители пытались отвлечь Мару от бесплодных усилий, но он еще некоторое время продолжал искушать Гаутаму, однако, ничего не добившись, отступил вместе со всемвоинством, рассеялся, как туман, как стая коршунов разлетелся. И многие демоны в это время  зародили  причину к Осво­бождению...

10.  ДОСТИЖЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОБУЖДЕНИЯ

Первые Постижения

 Гаутама, стремящийся к царству иного бытия. окреп после преодоле­ния недавних препятствий, и сразу приблизился к тому уровню глу­бинного познания, в котором легко мог разгореться  пламеньпремудрости, где горят все соблазны чувств, жела­ния, воля и, наконец, само сознание, а с ним и само понятие об отдельной от мира индивидуальности, само понятие индивидуального «Я» или Атмана —  последняя опора двойственности, а потому и последнее препятствие к Освобождению от оков сансары.

Полночь была временем равновесия.  Он проявил второй Путь Практики (прайога марга), третий Путь Просветления (даршана марга) и четвертый Путь углубленного созерцания (бхавана марга).

          В полночь Он погрузился в четыре степени дхьяны и приобрел три вида наивысше­го Знания. Он пришел к знанию непостоянства всего. Он пришел к знанию того, что все проявленное бытие является неудовлетво­ренностью или страданием. Он пришел к знанию того, что не существует отдельного от окружающего мира индивидуального «Я» . Он постиг эти три признака в их полноте и многообразии .

                Затем Он пришел к познанию 12 звеньев Взаимобусловленного Происхождения.

Он постиг во всей полноте, что такое омрачающее Неведение , что такое Содеянное, вытекающее из неведения , что такое Шесть баз органов чувств , что такое Соприкосновение сознания с органами чувств и объектами , что такое Чувство или эмоции , что такое Вожделение , что такое Стрем­ление к сансаре, что такое Жизнь, обусловленная неведением , что такое Рождение в этом мире , что такое Старость и Смерть .

После постижения во всей глубине 12-членной Пратитья Самутпады Он пришел к постижению Четырех Благородных Истин:

1.   Болезнью жизни является Страдание или Неудовлетворенность;

2.   Причина этого страдания в желаниях;

3.   Есть состояние за пределами мира страданий — Нирвана;

4.   Есть Восьмиричный Благородный Путь, ведущий к Нирване.

При самом первом проблеске зари Он объявил «Путь вне практики» (ашейкша марга) и до восхода солнца, в единый мо­мент, привел к завершению все Шесть  Парамит. Благодаря своим подношениям он реализовал парамиту Даяния. Освободившись от членов Обусловленного Происхождения, свя­занных со страстями — реализовал парамиту Терпения и чистой Нравственности, благодаря восхвалению будд прошлого — парамиту Усердия, и непосредственно вслед — реализовал парамиты Дхьяны и Праджни (Премудрости).

И вследствие этого, благодаря силе мгновенной  Праджни, он стал Истинно Совершенным Буддой (абхисамбуддха), достиг полного Пробуждения, ясного и глубокого, никем не превосходимого. Вырос до высоты семи пальмовых деревьев и произнес : «Воистину закончен Путь Учения, и завершен цикл Древнего Пути!»

Полное Пробуждение

Подвижник из рода Шакьев, в миру Сиддхартха Гаутама, наре­ченный Шакья-муни, достиг высочайшего Знания и Блаженства, стал Истинно Реализованным Существом, —Татхагатой. Он стал «Пробужденным» — Буддой, обладающим бесформенным (дхармакайя) и форму имеющим (рупакайя) телом.

Он проявил Нирвану, где исчезает все мыслимое и представимое, где нет ничего  и в то же время — неизреченная Полнота. Там нет ни одного из свойств мира, природы и духа; там нет ни добра, ни зла, ни света, ни тьмы, ни движения, ни покоя. Там царит нечто, превосходящее самую глубокую мысль человека, превосходящее самое бытие.

Позже он сказал об этом как о труднейшем и редчайшем явлении: «В этом ми­ре, в этой жестокой жизни, где властвуют пять зол — зло иллюзии времени, зло противопоставления себя и других, зло всеобщей страсти, зло перевоплощения и зло уничтожения других ради самосохранения — в такой жизни я смог до­стичь Пробуждения!»

Неописуема свобода открывшегося состояния. Обычное существо не в си­лах понять и постигнуть этот всеохватывающий  покой зеркала.

Что может сказать об этом омраченный и неудовлетворенный ум ?

Путь Обу­чения  был завершен, и та сфера, в которую Он отныне вступил, сфера Нирваны, пребывает сама в себе, в  своей сущности и природе. Шакьямуни стал Пробужденным  и  Архатом,  стал Существом, чей путь  непостижим. Он стал Татхагатой, шествующим в Нирване, не стесненным никакой не­свободой.

                «Какой тропой вы поведете Этого, тропы не имеющего?». Человека, который, обладает хотя бы одним из таких состояний, как страсть, привязанность , вы можете вести вперед, но у Пробужденного нет ни единого условия  для следующего существования. Какой тропой вы поведете того, кто не обусловлен?»

Гаутама стал Высочайшим Буддой,  боги сыпали  на Него цветы и чтили Его, склонившись пред ним. Мир наполнился светом, земля дрожа­ла и гудела,  от этого гула  Будды  десяти сторон света исполнились неизреченной радости.  Послышались их  приветствия новому Будде, который вступил в Бессмертное, пределов не имеющее, братство: «Так же как мы ,Ты достиг Пробужденья, Ты пришел к состоянию Будды        таким же путем. Ты чист, как алмаз, где отражается Свет Истины.

Будда воскликнул  в ответ: «Плод Пути —блаженство и свобода от тягостной темницы сансары. Семя Будды в каждом существе. Если они победят Мару, то достигнут Нирваны за короткий срок ».

Боги запели от радости, а Пробужденный, Бог богов, Деватидэва ос­тавался  еще неделю под деревом Бодхи,  созерцая древо Пробуждения.

После этого, дерево, под которым произошло Пробуждение Будды стало одним из главных мест паломничества буддистов, некоторые из них уносили с собой веточки, срезанные со священного дерева, чтобы посадить их на своей далекой родине.

Память прошлых рождений

Все прошлое стало ясным, ничем не разрушимое просвет­ленное сознание восприняло хороводы прошлых жизней.  Все свои рождения Он узнал. «Я вспомнил, — говорил потом Будда, — сначала только части своих прош­лых существовании, потом полностью жизни следующим образом:  сначала одну, предыдущую жизнь, затем две жизни, затем три, четыре, пять, десять, двад­цать, потом 50 жизней, затем 100, 1000, 100000 жизней и так до бесконеч­ности...»

После Будда ясным видением воспринял существ, исчезающих из одного состояния существования и появляющихся в другом рождении. Онвидил простых и благородных, красивых и безобразных, счастливых и несчастных, бредущих по жизни согласно своим деяниям...

Радость Пробуждения охватила ничем не обусловленное существо, свободное от тягостных рождений: «Через многие рождения брел я в поисках строителя  дома. Рождение снова и снова горестно. Теперь, строитель дома,  смотри: дом (тело) разрушен,  стропила (желания), подпирающие его, рухнули, конек крыши (неведение) убран»...

Первые путешествия

На второй неделе Он совершил далекое путешествие в 3000 миров, сосед­них с нашей вселенной.

На третьей неделе Он снова созерцал дерево Бодхи, уже не закрывая глаз.

 На четвертой неделе Он совершил другое путешествие, не такое длитель­ное, как первое, к Восточному и Западному морям.

Мара искушал его уйти в окончательную Нирвану, но Будда сказал, что открывшиеся ему Истины о Нирване и о Пути к ней Он должен поведать миру, всем живым существам, и дух противоречия покинул его. Дочери Мары вновь пытались приблизиться к нему, но Совершенный превратил их в старых ведьм.

На пятой неделе была дождливая и бурная погода, и Будда пребывал водном мире,  у Нагараджи Мучилинды.

На шестой неделе Он приблизился к древу Ньягродха Аджапала и обра­тился к аскетам: «Блаженна уединенная жизнь воспринявшего Истину, прекрасна жизнь того, кто смягчает сердца живых существ, кто, пребывая в Дхарме среди многих, не причиняет никому вреда....»

Святые раздумья

На седьмой неделе Он находился у ствола священного дерева . Еще раз думая об открывшиейся ему Истине, Он усомнился в её доступности для большинства людей. И сел под деревом в святых раздумьях: как возвестить Истину, поймут ли Его люди? Это  сложно, ведь Он овладел познанием глубокой Истины, свободной, просветленной, как Амрита —источник жизни, силы, просветленья. Но если возвестить ее другим, кто поймет ее глубину?

Боги, услышав это, поняли, что требуется поднести Победоносно­му просьбу о возвещении Дхармы. Брахма и Индра со свитой дэвапутр стали умолять нового Джину : «В этой стране  проповедуются низкие учения, появившиеся от заблуждения ума. Поэтому, о Муни, мы просим Вас допустить нас к Учению. Пусть чистое Учение Будд будет услышано всеми!»

Взглянув на мир глазами полными сострадания, Будда различил, сре­ди затуманенных прахом суеты, людей благого расположе­ния, видящих опасность  ошибок незнания  и будущие  жизни.

«Да откроется дверь бессмертия для Ум имеющих, способных мыс­лить и рассуждать, — сказал Будда, —пусть с верой встретят Дхарму, желанную и благую, совершенную и в начале, совершенную  в середине, совершенную в конце. Татхагата принял решение»

И когда Он принял это решение — возвестить миру Учение о Нирване и о пути к ней. боги поднесли Будде чашу нищенствующего шрамана.

Приняв эту чашу  в свои руки, Он благословил ее и двинулся от древа Бодхи к живым существам.

11.  ПОВОРОТ КОЛЕСА УЧЕНИЯ

Теперь же, если кто спросит, признаю ли я вообще какую-нибудь точку зрения, то в ответ он услышит следующее: Татхагата свободен от любой теории, ибо Татхагата постиг, что есть тело, как оно возникает и как оно исчезает. Он постиг, что есть чувство, как оно возникает и как оно исчезает. Он постиг, что есть сознание, как оно возникает и как оно исчезает.

Поэтому, говорю я, Татхагата обрел полное Освобождение от всех мнений и предложений, от всех склонностей к тще­славному представлению о «я» и «мое».

Мадджхима-Никайя.

Первые ученики.

Первым существом, обратившимся к Будде Шакьямуни за наставлениями и получившим их, был дева, который в начале тапаса Гаутамы, стал пастухом в тех местах, и посадил дерево для подвижника, чтобы оно давало Ему тень. Ко времени Пробуждения этот пастух умер и переродился в дэвалоке — области богов, и на шестой неделе после об­ретения Гаутамой состояния Будды он спустилось к ногам Учителя, явившись, таким образом, первым слушателем его Учения.

Первыми последователями — упасаками, т. е. мирскими учениками Будды, стали два купца, гнавшие караван из Ориссы по лесу, через который шел Буд­да с обретенной только что чашей. Они, по совету некоего дэвы, приходившегося им родней по одному из прежних воплощений, предстали перед Буддой и пред­ложили ему пищу — мед, рисовую кашу и сахарный очищенный тростник. Это была первая пища, которая была предложена Будде.

Купцы , склонившись к ногам Будды, воскликнули: «Мы здесь, о Великий! Будда Прибежище наше, и Учение Твоё Прибежище наше! Пусть отныне и на всю нашу жизнь Будда считает нас Его попечителями, ибо мы прибегаем к Нему! Да удостоит Бхагават принять нас в качестве учеников с этого момента!»

Будда дал им свое согласие на то, чтобы они стали упасаками и наставил их в Пяти обетах. «Чему нам теперь поклонятся?» — спросили они. Будда подарил им восемь своих волос и благосло­вил их, сказав: «Благословение Победоносного приносит счастье во все страны. Оно приносит осуществление всех желаемых целей. Все ваши планы должны осуществиться, и скоро все будет благоприятным».

Он также провозгласил, что они станут Буддами под именами Мадху и Самбхава. От них же Гаутама Будда узнал, что те, кому Он собирался возвестить свое учение, а именно его бывшие учителя Арада Калама и Удрака Рамапутра, уже умерли неделю назад.

 Когда они расстались, Шакья-муни отправился в Бенарес, куда ушли его пятеро учеников и товарищей по аскезе, разочаровавшись в его  спобности достичь Бодхи.

Встреча с джайном.

                По пути  встретился голый аскет-джайн, по имени Упака. Он спросил , во имя кого удалился Он от мира, кто Его учитель и в чем  Его Учение. Будда ответил:  «Я победил всех врагов, Я Архат. Я всемудр и полностью свободен от каких бы то ни было загрязнений. Я от всего отказался и обрел Освобождение через устранение всех желаний. Самостоятельно овладев Знанием, кого могу я назвать своим учителем? Нет у меня учителя. Нет равно­го мне ни в мире людей, ни в мире богов. Я Архат в этом мире, я Высший Учитель, я — единственный Совершенный Будда. Я овладел Нирваной и теперь иду возвестить об этом».

— «Итак, друг, ты утверждаешь, что ты Архат, Тиртханкар, Абсолютный Джина?» — спросил джайн.

— «Да», — ответил Будда.

— «Куда Вы идете?» — спросил Упака.

— «Я иду в Бенарес привести в движение Колесо Дхармы».

— «Да будет так, друг!» — пожелал джайн и повернул на юг.

Бенаресская проповедь

Учитель, в свою очередь, отправился на север,  и пошел  к городу, называемому Сарат-Хипура. Дошел, наконец, до Ганга. Там перевозчик спросил с него деньги за перевоз через реку.«У меня нет,» — ответил Будда, поднялся в воздух и  перебрался  так на другой берег.

             Пришедши в Бенарес, Он собрал подаяние и направился в Сарнатх. Пять Его учеников — Каундинья, Ашваджит, Башпа, Маханама и Бхад­рика, которые оставили Его, увидели Его  и сказали друг другу: «Вон идет шраман Гаутама, который ослабел в своей практике, оставил тапас, рас­пустился, ел изобильно и пренебрегал устранением всего мирского, предаваясь жизни, полной излишеств. Теперь он пришел сюда. Не будем вставать пред ним, не подадим ему одеяние и чашу. Если подойдет, то пусть сам садится вон на то сиденье, которое пустует. Таково было соглашение, которое они установили меж собой, но Аджнята-Каундинья не одобрил этого в своем уме. Учитель прибыл, но эти пятеро не были способны осуществить свои намерения — выказать свое неуваже­ние к нему. Они нарушили свое соглашение и поднялись со своих сиде­ний. Один подошел встретить Учителя, другой приготовил для него сиденье и воду для омовения ног и рук.

«Добро пожаловать, — сказали они, — просим воссесть на это сиденье».

Будда сел и сказал им много слов, приведших их в восторг. Они называли его «аушмат» Гаутама — «долгоживущий», спрашивали Его, не достиг ли Он высшего Знания, ибо, как они видят, чувства Его ясны и остры, а кожа чиста. Но Учитель сказал: «Не называйте другом и высокочтимым Гаутамой того, кто стал Буддой и Татхагатой. Бхагават есть святой — Архат и Высочайший Будда. Он может спас­ти мир; на все живое Он смотрит как на детей своих. Звать Его простым светским именем — значит оскорблять отца. Такое — недостойное деяние.  Зовите меня Буддой, Татхагатой!, — Он произнес эти слова, и пять шраманов стали Его первыми учениками-бхикшу, пали к ногам Его, исповедались и исполнились благоговения. После слов «Придите ко мне, о бхикшу», — «счастливая группа пяти» облачилась в оранжево-желтые одеяния бхикшу.  Они сбрили волосы и бороду и пре­исполнились счастья.

Перед глазами Пробужденного вдруг простерлись 1000 тронов, сделанных из 7 видов драгоценностей. Он обошел три из них, которые принадлежали прошлым Буддам и воссел на четвертый. После этого из Его тела излился свет, осветивший 3 000 000 миров. Земля дрожала, и все живые существа очистились. Из-за облаков появились сонмы богов, которые поднесли Ему Зо­лотое Колесо — Дхармачакру с тысячью спицами и попросили Его привести в движение Колесо Учения.

После этого Он дительное время молчал, но в полночь  заговорил с учениками, чтобы порадовать их.

Наконец, в конце ночи, когда начала заниматься едва различимая полоска утренней зари, Он начал проповедовать.

                Совершенный Будда сказал:

                «О бхикшу, внемлите, освобождение от смерти найдено. Внемлите, бхикшу, Я наставлю вас. Я открою вам свое Учение, Дхарму.

Если последуете вы моему наставлению, то вскоре достигните высшего завершения святого стремления... Вы еще в этой жизни познаете Истину и станете с нею лицом к лицу.

                Две есть крайности, о бхикшу, которым не должен следовать отрекшийся от мира. С одной стороны, обычное в миру поведение — влечение к вещам, прелесть которых зависит от страстей и, в особенности, от чувственности. Это путь низший, путь заблуждающихся, недостойный, неполезный, годный только для преданных сансаре и обычному в ней поведению. С другой стороны есть путь аскетизма, путь мучительный, путь болезненный, недостойный и бесполезный.

                Есть Срединный путь, о бхикшу, чуждый этих двух крайностей, открытый Татхагатой, Путь, глаза открывающий, знание дарующий, к обретению Покоя, к достижению Высшей Мудрости, к Полному Пробуждению, к Нирване ведущий.

                Какой же этот Срединный Путь, о бхикшу, чуждый этих двух крайностей, открытый Татхагатой, Путь, глаза открывающий. Знание дарующий, к обретению Покоя, к достижению Высшей Мудрости, к Полному Пробуждению, к Нирване ведущий?

                Воистину, о бхикшу, это святая Истина о пути, ведущем к прекращению страдания. Это Святой Восьмеричный Путь освобождения: Истинное воззрение, Истинное намерение, Истинная речь, Истинная жизнь, Истинное деяние, Истинное усилие, Истинное осознавание, Истинное самадхи.

                Такой, о бхикшу, этот Срединный Путь, чуждый обеих крайностей, открытый Татхагатой, Путь, глаза открывающий, Знание дарующий, к обретению Покоя, к достижению Высшей Мудрости, к полному Пробуждению, к Нирване ведущий.

И вот, о бхикшу, благородная, святая Истина о страдании:

Муками  сопровождается рождение.  Мучительна старость.  Мучительна болезнь и смерть мучительна. Соединение с неприятным — страдание, и разлука с приятным, и всякое неудовлетворенное желание — также являются страданием. Ее пять родов сочетаний, возникающих от привязанностей, мучительны. Такова, о бхикшу, Истина о страдании.

И вот, о бхикшу, благородная Истина о причине страдания:

Воистину, это — жажда, причиняющая возобновление бытия, ведущая от рождения к рождению, сопровождаемая чувственными вожделениями, ищущая удовлетворения то здесь, то там: желание удовлетворения страстей, желание будущей жизни, жажда успеха и власти в этой невечной жизни. Такова, о бхикшу, Истина о происхождении страдания.

И вот, о бхикшу, благородная Истина о прекращении, угасании страдания: Воистину, это отрешение от той жажды бытия, ведущей от рождения к рождению. Отказ от нее, прекращение этой жажды путем полного преодоления всех желаний, ввергающих нас а сансару. Это полное освобождение от влечения этой временной жизни, избавление от него, отречение от него, отделение себя от него, победа над ним. Такова, о бхикшу, истина о прекращении страдания.

И вот, о бхикшу, благородная Истина о пути, ведущем к Нирване, к преодолению страдания: Воистину, это открытый Татхагатой Путь, лишенный двух крайностей, Путь, глаза открывающий, Знание дарующий, к обретению Покоя, к достижению Выс­шей Мудрости, к полному Пробуждению, к Нирване ведущий: Истинное воззрение, Истинное намерение, Истинная речь, Истинное деяние, Истинная жизнь, Истинное усердие, Истинное осознавание, Истинное самадхи.

Такова, о бхикшу, Истина о Срединном Пути Восьмиричном, преодолеваю­щем сансару и ведущем к Нирване.

Эти Истины о страдании, о причине страдания, о прекращении страдания — Нирване и о Пути, ведущем к ней, не встречались в учениях, пе­редававшихся преданием. Внутри Татхагаты открылось видение, возникло Зна­ние, возникла Мудрость, пробудилась  Премудрость, ведущая к Нирване, возник Свет. Я шел, о бхикшу, своим проверенным путем, поэтому и открылось во мне Видение, возникло Знание, появилась Мудрость, пробудилась Премудрость, проя­вился Свет, поэтому и открылась Татхагате Истина о страдании, о причине страдания, о Нирване и о Пути к ней, хотя их и не было в учениях, переданных преданием...

                 И оттого, что Татхагата постиг эти святые Истины о страдании, о причине страдания, о Нирване, и о Пути к ней, и открылось в нем Видение, возникло Знание, появилась Мудрость, пробудилась Премудрость, и проявился Свет. И что эти Истины являются благородными, святыми, доказывают мои Видение, Знание, Мудрость, Премудрость и Свет.

                Именно для того, чтобы я смог преодолеть сансару, мне и понадобились эти Видение, Знание, Мудрость, Премудрость и Свет.

                И от того, что у меня возникли эти Видение, Знание, Мудрость, Премудрость и Свет, я и смог преодолеть источник и причину страдания. Именно поэтому я и приобрел навык в Пути, который называю Восьмиричным.

И пока, о бхикшу, знание и прозорливость Татхагаты не были вполне ясны Ему относительно каждой из этих Четырех благородных Истин в их тройном постижении и в их Двенадцатичленной Обусловленной Зависимости — до тех пор Он в неуверенности размышлял относительно того, достиг ли Он полного Пробуждения в Мудрости, непревосходимой на небесах и на земле всем родом шраманов-аскетов и брахмамов, богов и людей.

Но как скоро, о бхикшу. Знание и Пробуждение Татхагаты вполне ясно постигли и осознали каждую из этих Четырех святых Истин в их тройном по­стижении и в их Двенадцатичленной Обусловленной Зависимости — лишь тогда убедился Татхагата в достижении Им полного Пробуждения в Мудрости, полно­го Просветления, не достигнутого ни на небе, ни на земле.

                И вот, о бхикшу, теперь это Видение, Знание, Мудрость, Премудрость и Свет проявились во Мне. Необратимо отныне  Освобождение Татхагаты. Мое настоящее бытие — последнее, бхикшу, и не будет для меня новых рож­дений! — так говорил Благословенный Будда. Общество же пяти бхикшу и двух оленей, радуясь невыразимо, превозносило слова Бхагавата. И когда Сутра была досказана, в высокочтимом Каундинье, первым из бхикшу, открылось Видение Истины, чистое, без малейшего искажения.

Боги, обитатели 33-х небес и другие, возгласили: «Ныне в Бенаресе, в роще Мригадайской, где упали Риши, приведено в движение Бхагаватом Буддой Колесо Верховной Проповеди, его же движение не остановить ни шраману, ни брахману, ни богу, ни Маре, ни Брахме, никому из вселенной».

                И в это же мгновение по всем мирам эта весть прокатилась гулом, и

10 000-ная сфера миров задрожала, заколебалась и затряслась. Мир озарился беспредельным сиянием и светом, в котором поблекли всё великолепие богов и небожителей. Бхагават Будда обратил свой взор на первого из учеников и воскликнул: «Ты понял, Каундинья?, Ты понял, Каундинья?,  Ты понял, Каундинья?».

                Возможно Бенаресская проповедь не была первой, об этом говорят некоторые тексты тибетской и китайской традиций, но она считается таковой, потому что более ранние откровения Будды слишком сложны для понимания обычных людей.

Сутра об отсутствии Атмана

Учитель Будда, таким образом, понял живых существ, подверженных страданию, ослепленных мраком невежества, связанных узами эгоистичных взглядов, придавленных горой гордости, истребляемых огнем желания, ранимых оружием ненависти, брошенных в пустыню сансары и неспособных пересечь поток рождения, старости, болезни и смерти. Чтобы освободить их от страдания, из промежутка между Его зубами, напоминающими пре­красную звонкую раковину, Он вытянул свой язык, наделенный чудесной силой, извлек звук голоса, подобный голосу Брахмы, и изложил свое драгоценное Уче­ние.

                Второй Сутрой, которую Он произнес, была Сутра о несуществовании какой-либо отдельной и изолированной  от окружающего мира  «души» или Атмана.

Распространение Проповеди 

                Учение  было провозглашено, и первые пятеро, или «счаст­ливая группа пяти», стали первыми бхикшу-монахами Будды, начиная с Каундиньи, который после первой проповеди стал Архатом . Это были первые члены Буддийской Арья Сангхи — Вселенского  Братства Освобожденных — Будды и Его Сыновей.

«Я освобожден, бхикшу, — наставлял их Будда, — от всех уз, человеческих и божественных. И вы, бхикшу, так же свободны от них. Идите же, бхикшу, и странствуйте для приобретения многих, для блага многих, из сострадания к миру, ради пользы и благополучия всех существ и людей.

                Не ходите, бхикшу, по одному и тому же пути. Проповедуйте Дхарму ис­тинную в своем начале, середине и конце, истинную по духу и исполнению. Моя Дхарма есть Учение милости для всех. Проповедуйте Дхарму ясно и понятно. Я призываю вас, бхикшу, чтобы каждый учил Дхарму на своем родном языке.

                Провозглашайте необходимость совершенной, чистой и святой жизни. Есть существа, очи которых едва-едва застилаются прахом. Но если не будете пропо­ведовать им Дхарму, то они так и не достигнут спасения. Если же Учение бу­дет им возвещено, то они постигнут Дхарму.

                И я также, бхикшу, направлюсь в Урувелу, в Сенанинагаму, для пропо­веди Дхармы».

Обращение Кашьяпы

                В той местности, куда отправился Будда, предавался тапасу отшельник-шраман — огнепоклонник Кашьяпа. Он считал Огонь  пер­вопричиной всего мироздания. Очень много людей почитали его и считали  своим учителем. Будда и Кашьяпа встретились при большом скоплении народа из Раджагрихи и  общаясь применили по отношению друг к другу множество аргументов и сиддх. Их пещера, куда они удалились для диспута, содрогалась от громов и окутывалась густым черным дымом. Когда, после продолжительного времени, пелена рассеялась, то все смогли лицезреть на холме Гайяширша Победоносного Будду Шакьямуни и склоненного к его ногам великого старца. Толпа из его 500 уче­ников и людей, почитателей из народа окружили их. Все они верили, что в Огне скрыта божественная сила — источник всего. И вот перед этими людьми, бывшими учениками Кашьяпы, Будда произнес свою Огнен­ную Сутру, где переосмыслил огонь в духе Дхармы, представив его пламенем, в котором бурлит вся вселенная.

                Он говорил: «Все горит, бхикшу. Все в мире объято пламенем. Но каким образом, о бхикшу? Взор ваш горит. Видимые вещи горят. Горят впечатления, основанные на зрительных восприятиях. Соприкосновение взора с видимыми вещами — уже вспышка пламени. Ощущение, этим соприкосновением производимое, приятное ли, неприят­ное или безразличное, также — горение...

                Но каким же огнем пламенеет все это? И я говорю истину: все горит огнем вожделения (тришна), огнем гнева, огнем неведения, го­рит муками рождения, горит печалью увядания и терзанием смерти, горит ды­ханием скорби и стонов, горят неизбежностью страданий. Все объято огнем уныния и отчаяния. Слух наш горит. Звуки обжигают уши. Мы вдыхаем запах огня, и язык ощущает вкус пламенеющей сансары. Тело наше в огне. Прикоснитесь к предметам этого мира, и они горят... Дух наш объят огнем, и наши мысли пылают... О, бхикшу, осознайте все это! Ученик, наставляемый в Учении, идущий Путем Благородным , понимает ска­занное мною, сказанное Татхагатой. Взор его переполняется утомлением, ему невыносимо видеть пылающие вещи, его жгут впечатления рассудка, основан­ные на видении пылающего вихря сансары... Он изнемогает от треска огня и от всех ощущений тела, которые есть прикосновение огня. Процесс самого мыш­ления — костер... Но спокоен он, видя это, сбрасывает тлеющую одежду страстей и стано­вится свободным от них. Освободившись, он достигает своей Нирваны, своей свободы, и реально постигает, что способность к перерождению погашена в нем, что совершена свя­тость, выполнена Дхарма и дальнейший возврат в этот огненный мир более для него невозможен...»

                У него сразу появилось полтысячи учеников, преданных и счастливых бхикшу. Даже нага Мучалинда, укрывавший в свое время Бодхисаттву в джунглях своим телом, явился к нему в образе юноши для получения поучений в Дхарме. По одиночке и группами, аскеты-шраманы и брахманы, люди из народа всех сословий и варн шли к Нему и, услышав священные слова: «Приди ко мне, о бхикшу», — облачались в оранжево-красноватые одежды.

Обращение Шарипутры и Маудгальяяны 

                Получив проповедь и наставления, ученики следовали за ним, составляя его постоянную свиту, или уединялись для реализации Дхармы. Они встречались друг с другом и обменивались достигнутым опытом. Они искали Освобождение от смерти и с радостными лицами сообщали друг другу, что Освобождение это найдено. Спрашивали себя, за сколько време­ни может достигнуть своей цели человек, стремящийся к Нирване, и старались уяснить друг другу образами и сравнениями, что день и час, в который чело­век обретет плод бессмертия, не в его власти, однако Учитель обещал ученику, что если тот установится на истинном Пути, то через малое время получит то, что влечет благородного на чужбину — достижение цели святого стремления — сознание единственно реальной Истины. Ученик сравнивался с земледельцем, который должен пахать, сеять, оро­шать свою землю, но не может сказать, что плод созреет сегодня или завтра. И, однако, день зрелости наступает. И всякий, кто пережил подобное Просветление, твердо помнил место, где он получил это блаженство: как возведенный на престол раджа всю свою жизнь помнит место, где он родился, где возведен царем или где он победил врагов, так и бхикшу должен думать о месте, где он отказался от светской жизни и надел шафрановую тогу, сшитую из пожелтевших лоскутков, о месте, где он познал Четыре Благородные Истины, и о том месте, где он, освободившись от умственных и греховных заблуждений, достиг Освобождения и увидел его лицом к лицу.

                Среди ученых брахманов Магадхи было много образованных и талантливых людей. Таким был Шарипутра, который уже в 16 лет прослыл за искушенного в диспутах. Другой, по имени Маудгальяяна, своей начитанностью в Ведах и ос­ведомленностью в науках был подобен царю, хотя и без короны на голове. Мо­лодые люди, оба близкие друзья, были приверженцами шрамана Санджайи. Они поклялись: кто первым достигнет освобождения от смерти, должен сообщить об этом другому. Однажды Шарипутра увидел  одного из учеников Будды — Ашваджита, который с достоинством и полный спокойствия, с опущенными глазами прохо­дил по улицам Раджагрихи, собирая милостыню. Когда он увидел его, то по­думал: «Наверное, это один из шраманов, которые святы на этом свете, по­скольку достигли Пути. Подойду я к этому подвижнику и спрошу его: «Друг! Во имя чего ты отрекся от мира? Кто твой учитель и чье Учение ты испове­дуешь?» Но Шарипутра усомнился: «Теперь не время спрашивать этого бхикшу: он ходит по домам, собирая подношение. Пойду-ка я за ним, как ходят за че­ловеком, от которого чего-либо хотят».

                Когда бхикшу Ашваджит, собрав подношение, решил вернуться, он заме­тил подошедшего к нему шрамана Шарипутру с поклоном. Обменявшись приветст­венными дружескими словами, они пошли рядом. Тут Шарипутра, нищенствую­щий шраман, спросил высокочтимого бхикшу Ашваджита: « Лицо твое, друг, ясно: во имя чего ты отрекся от мира,  кто твой учитель,  чье учение ты исповедуешь? Это великий щраман, друг. Сын Шакьев, вышедший из дома Шуддходаны и отрекшийся от сансары, Он Архат, мой Совершенный Учитель и Его, Побе­доносного, Учение исповедую я.

 «А что говорит твой Учитель, друг,  чему Он учит?»

 «Я новичок, друг, недавно я оставил мир и только что обратился к этой Дхарме и к ее Винае , я не могу возвестить Дхарму во всей ее полноте, а могу только вкратце сказать тебе о ее смысле».

                И сказал тогда нищий шраман Шарипутра высокочтимому Ашваджиту:

 «Пусть будет так, друг. Скажи мне хоть немного и именно о смысле Учения! Я только и желаю знать смысл Учения, зачем мне говорить о его букве?»

И тогда высокочтимый Ашваджит сказал аскету Шарипутре такие слова Дхармы: « Совершенный Татхагата учит о причинах существования, происходя­щих от одной причины, и об их прекращении — таково Учение Великого Шрамана».

Когда нищий шраман Шарипутра услышал эти слова Дхармы, то он сразу постиг, о чем идет речь, и пробудилось в нем чистое и незапятнанное чувство истины, и он познал, что «все, имеющее начало, должно иметь и конец».

«Если Учение состоит только в этом, — обратился он к Ашваджиту, — то ты достиг состояния, где не существует никакого страдания, — состояния не­виданного за мириады лет!»

После этого Шарипутра отправился к Маудгальяяне, своему другу.

«Лицо твое, друг, ясно, — сказал Маудгальяяна, увидел Шарипутру, — не нашел ли ты Освобождение от смерти?»

«Да, друг, — ответил Шарипутра, — я нашел Освобождение от смерти, — и он рассказал ему о своей встрече с Ашваджитом, и у Маудгальяяны также открылось «чувство чистой, незапятнанной Истины».

                Тщетно их учитель Санджайя старался удержать их при себе, они вместе с большой толпой шраманов отправились в  рощу, где пребывал Будда. Словно шафрановое море окружало Победоносного: в желтовато-красных одеяниях спо­койными рядами с прямыми спинами и устремленными на Джину лицами си­дели достойные Архаты, другие бхикшу, недавно получившие посвящение. Даль­ше в белых одеждах восседали о упасаки, ученики-миряне. За ними внимал Проповеди пришедший из столицы народ; отчетливо, мерно и гулко раздавалось слово Будды, с многочисленными повторениями сказанного, с пояс­нениями, нарастающими и удаляющимися раскатами грома отдавалось оно в сердцах внимавших. Подходили новые последователи, самозабвенно кланялись девятирично по многу раз, потом садились на свободные места и замирали...

                Победоносный, увидев приближающихся к нему, сказал своим окружаю­щим, что эти двое, подходящие к Нему сейчас, будут первыми и благородней­шими из учеников Его. Оба шрамана получили, таким образом, посвящение от самого Будды.

Практическая направленность проповеди Дхармы

                Все, что говорил Будда, запоминалось наизусть, заучивалось и применялось на практике способными учениками. Будда говорил, что передал своим последователям, все необходимое для практики Освобождения. Однажды состоялся такой разговор, когда Бхагават («Победоносный» — эпитет Будды) пребывал в лесу близ Каушамби. Он взял в руки несколько листьев и спросил учеников:

— Как вы полагаете, бхикшу, что больше — тех листьев, которые я держу в руке, или листьев в лесу?

— Тех листьев, Учитель, которые Победоносный взял в руку, очень немного, а гораздо больше листьев в лесу.

— Точно так же, бхикшу, то, что я познал и не возвестил вам, гораздо больше того, что я вам возвестил. Почему же я не возвестил вам это­го? Потому, бхикшу, что это вам совершенно бесполезно, потому что это не нужно для совершенной жизни, потому что это не ведет к отречению от сансары, к уничтожению всего чувственного, к прекращению всего скоропреходя­щего, к миру, к познанию, к пробуждению, к Нирване: потому я и не возвестил вам этого.                                                                        

Что же Я вам возвестил? Воистину, о бхикшу, я возвестил вам, что такое страдание. Я возвестил вам, что такое тришна — причина страданий. Я возвес­тил вам, что такое Нирвана, где нет страдания. Я возвестил вам о Пути, ве­дущем к Нирване».

                Иными словами Будда не рассматривал вопросы космогонии и окончательной эсхатологии, дабы не «расслабить» текущую практику учеников.

Учение о карме

              Учение об всеобщем законе кармы или законе воздаяния является одной из основ Дхармы Будды. Карма обнаруживается в бесконечном опыте многих существований, согласно которому наше на­стоящее является результатом того, что мы делали, говорили или думали в прошлом. Добро, которое мы творим, и вознаграждение, следуемое за этим, является благом, зас­лугой. Плохие, дурные поступки и наказание, которое они нам приносят, являет­ся злом. Этот  процесс получения наград и наказаний продолжается в бесконечном  круге причины и следствия, рождения и смерти. Будда не отвечал на вопрос о происхождении кармы, равно как и мира сансары, обусловленного кармой. «Если в человека попала стрела, то для него важнее быстрее ее вырвать, а не задаваться вопросом по поводу пославшего ее, — говорил он, — ведь человек умрет прежде, чем узнает это. Узнать же, кто ее послал, можно лишь после выздоровления, то есть Пробуждения. Следовательно, вопрос о происхождении мира не снимался, а отодвигался и в этом проявилась практическая особенность Дхармы.

                Будда учил, что закон кармы  лишь определяет наши благие и дур­ные последствия деяний, чуств и мыслей —выхода из этого круга он, сам по себе, не предполагает. «Одни возвращаются в ма­теринское лоно; делающие зло попадают в преисподнюю; творящие добро рож­даются на небесах...» (Дхаммапада), но рано или поздно и небеса прощаются с существом, не успокоившим в себе волнение элементов, на которые делится его поток созна­ния, и возрождается вновь для того, чтобы страдать.

Учение о милосердии

                Взяв в качестве отправной точки всеобщность страдания, Будда являет миру Учение, свидетельствующее о совершенном и окончательном Освобож­дении от мирового зла. «Существует пять вещей, — говорил Будда, — которых не может достигнуть ни один шраман и ни один брахман, ни дэва-бог, ни Брахма, ни Мара и ни одно существо на свете. Какие же это пять вещей? Это, чтобы не состари­лось то, что подлежит старости; чтобы не болело то, что подвержено болезни; чтобы не умирало то, что должно умереть; чтобы не падало то, что подвержено падению: чтобы не погибало то, что подвержено исчезновению - вот чего не может достигнуть ни один шраман и  брахман, ни дэва, ни Брахма, ни Мара, никто». 

                Брахманизм, воспринимая карму такой какой она есть не пытался изменить ход вещей,  не пытался уйти от действия кармы: кто не попадал в высшие божественные сферы через жертвоподношения, тот выпадал обратно на землю и пожинал неумолимое возмездие судьбы. Но Дхарма Будды противопоставила этому взгляду метод Освобождения от неумолимого рока. Она противопоставила идеалам жестокости и захвату, чудовищным пуджам и кастовому угнетению совершенно новый идеал - ненасилие и пробужденный бодрствующий ум, мудрость и энергию, созерцание и радость, милосердие и любовь ко всему живому, сердечную открытость окружа­ющему миру. Именно через дружественность ко всему живому, милосердие и сострадание, сорадость и уравновешанность его учение предлагало избавиться от страдания и достичь другого берега -  истинного блаженства нирваны.

Учение о Нирване   

                Будда, передал своим ученикам метод реализации, применяя ко­торый обнаруживают результат - Пробуждение в состоянии блаженной Нирваны, которую уже никто не в силах изменить или разрушить: ни боги, ни люди, ни судьба. Будда говорил о ней, как о единственной реальности, как о предмете всех устремлений и желаний. Именно в идее Нирваны, перед которой «слова останавливаются» и заключен важнейший смысл Его Учения. «Как великое море проникнуто только одним вкусом — вкусом соли, так и мое Учение и эта Виная проникнуты только од­ним стремлением — стремлением к Освобождению», — говорил Он. Была  провозглашена свобода от всеобщего и безжалостного закона кармы. Этот проблеск или прорыв внутреннего прозрения приводит к Совершенной Мудрости, преодолевающей из­вечный барьер между личностью и миром, к целостному и непосредственному восприятию действительности и к обретению сверхвозможностей.

Ниришварика    

Поэтому Будда был выше понятий многобожия или единобожия и не рекомендовал своим последователям относиться к Абсолюту (Нирвана, Будда) так, как это предписывается в Ведах. Поэтому буддистов в Индии называли «ниришварика» —отвергающие веру в Творца мира. Но какого Творца? Брахмы или Вишну, которые «узурпировав» роль «Творца» выступали в роли «демиургов»?  Вспомним космическую модель в учении Махавиры, в Джайнизме, где сам запредельный Пуруша и является суперкосмосом, частью которого является человечество. Разумеется, Будде эта система взглядов была известна, возможно, он ее даже разделял, но его манера изложения космологии не предполагала подобные экскурсы в метафизику. Он считал это знание вторичным: Пурушу никто и никогда не создавал, поэтому идея о «Творце» мира отпадала, вследствие тождественности мира и самого Пуруши. Осво­божденный дух человека, терминологически выражаемый посредством слов Будда («распространивший Пробужденность на все сферы бытия»), Татхагата («такшествующий») или Нир­вана («угасание клеш»), которые  в Буддизме не противопоставлялись — вот что было для него  главным.  Освобождение, будучи скрытой приро­дой самого человека, достигается заслугами самого ищущего, когда накопленный им благой удел за время странствий по бесчисленным, созданным его кармой, мирам позволяет приобщиться к Изначальному Будде , который никогда не перестает быть сущим. Поэтому, Будда, не относился одобрительно к «пустым» спорам теоретической софистики, об определении, например, Абсолютного начала или положительной характе­ристики Нирваны, поскольку все понятия, считал он, далеки от истинного состояния Будды. Он предлагал все постигать практически, ибо все тайны бытия и смерти, нирваны и сансары раскрываются во время Пробуж­дения или Бодхи.

Учение о равноправии

                «Моя Дхарма,— утверждал Будда,— есть Учение милосердия для всех. Как вода омывает всякие берега и очищает доброе и злое и как неба довольно для всех, так и мое Учение не знает различия между мужчиной н женщиной, знатным и незнатным, шудрой и брахманом...»

                «Как великие реки, сколько бы их не было: Ганга, Ямуна, Атиравати, Сарабху, Маги, достигая океана, теряют свое старое имя и свой старый род и приобрета­ют отныне только имя великого океана, так, бхикшу, случается и с этими четырьмя варнами — кшатриями, брахманами, вайшьями и шудрами: если они, сооб­разно Учению, возвещенному Победоносным Татхагатой, покинут свою родину и придут на чужбину, то потеряют свое старое имя и старый род и будут отныне носить только одно имя — бхикшу, следующих за Сыном Шакьев...»

                Если человек становился последователем Будды или монахом Сангхи, то он оказывался вообще по ту сторону варн.

Когда Будду спросили, к какой варне Он принадлежит сам, Он ответил, что это праздный вопрос: Он ни брахман, ни царевич, ни кшатрий. Он отре­шился от мира и он выше всех его законов. Будда признавал не равнопра­вие каст, а их ненужность. «Мудрец, рожденный простыми людьми, — говорил Он, — становится великим, когда очищает себя терпением от всего нечистого».

                Один из бхикшу свидетельствовал: «Происходил я из низкого рода, был я беден и нуждался. Работал на черной работе и выметал цветы увядшие и поб­лекшие из храмов и дворцов. Люди меня презирали, не обращали на меня ника­кого внимания и бранили. Униженно почтителен я был со всеми. И вот уви­дел я Будду с его бxикшy, когда Он, великий Джина, входил в  город Магадхи. Сбросил я свою ношу и подошел, чтобы преклониться перед ним. Из милосердия ко мне остановился Он, Совершеннейший из людей. И склонился я к ногам Учителя, приступил к Нему и спросил Его, высочайшего из всех принять меня, как бхикшу. И сказал мне Милосердный Учитель, сострадающий всему миру: «Приди ко мне, о бхикшу!»

Далее бхикшу Сунита рассказывает, как он удалился в лес и там, преда­ваясь созерцанию, достиг Освобождения. Пробуждение снизошло на него... И увидел Учитель, как окружили меня боги. Улыбка появилась на Его лице, и Он сказал мне такие слова: «Священным жаром и целомудренной жизнью, победой над самим со­бой — вот как делаются брахманами, это есть высшее брахманство».

                Когда махараджа Аджаташатру, сын Бимбисары, упасака, спросил Будду, как относиться к человеку из народа, оставившему свой дом и обратившемуся к духовной жизни, и что будет, если раб или слуга махараджи наденет желтое одеяние и станет жить бхикшу по мысли, слову и делу, Будда ответил  в свою очередь спросил: «Скажешь ли тогда, — спрашивает Будда махараджу, — пусть этот че­ловек будет опять моим рабом и слугой, пусть он встает и падает предо много ниц, пусть он делает то, что я велю, пусть он живет для моего удовольствия, говорит мне приятное и смотрит мне в глаза?»

«Нет, Бхагават, — отвечал  раджа Будде, — я преклонюсь  пред ним, приглашу его сесть, предложу ему одежду, пищу, кров и лекарство, если он болен, обеспечу ему жилище, стражу и защиту, приличествующую ему.

Настика

                Учение Будды не признавало авторитет брахманских книг Древней Индии — Вед, из-за оби­лия в них массы ненужных для Освобождения ритуалов, сковывающих волю и разум человека по рукам и ногам, налагавших один запрет на другой. Он часто указывал на деградацию традиций Вед и Брахманизма и отно­сился к ним  как к низшим религиозным верованиям. 

                Будда выступал против всех видов суеверий, которые сковы­вали человеческий выбор, особенно против кровавых жертвоприношений, и снижение их числа и роли в последующие века в Индии — это заслуга исключительно Будды. Довольно терпимо относясь к почитанию различных богов, Будда, добавлял, что почитание одного единственного бхикшу, последователя Будды несрав­ненно выше, чем благоговение перед сонмом подверженных карме божеств. Почитание Муни— реализовавшего себя человека, выше почитания всех богов.

Абхидхарма

                С учеными людьми, философски настроенными брахманами  шраманами и с бхикшу, выходцами из этих категорий Будда говорил на их языке. Такой язык назывался языком шастр (комментариев). Учение, излагаемое таким образом называлось Высшая Дхарма или  Абхи-дхарма (метафизика) и являлась основой философского Буддизма.

Будда утверждал, что его высшее учение объясняет все явления жизни и практики посредством особой теории дхарм. Примером служит индивидуальное сознание человека, которое рассматривалось в качестве потока неделимых частиц или элементов, носителей определенных качеств — дхарм. Каждая носитель-дхарма являлась либо положительной, либо негативной, в зависимости от буддийской цели спасения. Будда насчитывал таких дхарм около ста. Как буквы алфавита, числом всего не более тридцати группируются в слова и отражают всю многообразную лексику языка, так и дхармы сознания, группируясь, создают устойчивые сочетания, что приводит органы чувств  человека и  их объекты  к сцепке и состоянию своего особого восприятия мира. К таким дхармам относились пять стихий, клеши, мудрость и интуиция, короче все содержимое психики человека. Будда вычленял из дхарм те, которые были необходимы для Освобождения (дружественность, сорадость, сострадание, равностность, усердие и др.) и рекомендовал подавлять дхармы-клеши (страсть, ненависть, жадность и пр.). Можно видеть, что пробуждение Будды внесло перемены в учения его наставников — Арады и Удраки, по сути он восстановил их неискаженные древние корни, отбросив ложные наслоения.

Сутры

                С бхикшу, брахманами и шраманами, другими людьми, которых более занимали проблемы этические Будда говорил на языке сутр, то есть «суждений». Любая тема, по прецеденту, рассматривалась с точки зрения принятия (положительного примера) и отвержения (не должного поведения). Поэтому сутра или речь Будды является «перекрестком» мнений, суждений относительно любого явления, его оценки с точки зрения приемлимости буддийских правил и этических норм.

Как правило, исходя из принципа ахимсы (ненасилия), Будда не начинал своей речи до момента, пока кто-либо из присутствующих не обращался к нему с вопросом. При этом ясность изложения темы Буддой не являлась гарантией от пристрастного восприятия со стороны отдельных лиц и категорий слушателей, среди которых были не только люди. Уже, начиная с Бенаресской сутры, в слушаниях Будды участвуют боги, асуры, наги, киннари, якши и другие существа.

Виная

                Сами правила и этические предписания излагались Буддой по случаям нарушения кем-либо из бхикшу, послушников или мирских поседователей вначале небольшого «неписанного» устава и свершения проступков, нарушающих  жизнь Сангхи, приводящих к искажению учения или  негативным последствиям для самого виновникапотерявшего осознанность. Со временем таких правил стало насчитываться свыше двухсот (253 для полного монаха). Для предотвращения проступков и для покаяния в каждом из них проводились ритуалы Пратимокши (исповеди).

Джатаки или истории о прошлых жизнях

                После обеда Будда обычно отдыхал в тени деревьев, и только к вечеру, когда спадала тропическая жара, вокруг него собирались слушатели, и Он вел с ними беседы. Его чарующий голос, увлекательная речь, красочные образы, исполнен­ные глубокого смысла, стремление быть понятным каждому — делали чудеса.  И если с брахманами Он говорил возвышенно и проникновенно, а бхикшу и йогам Он да­вал драгоценные наставления, советы по практике Винаи и созерцания, то просто­му народу Он рассказывал истории о своих прошлых воплощениях и деяниях, мудрые притчи, содержащие мораль и основные положения Дхармы. По разным случаям Он рассказывал  предания из прошлых кальп, и, если речь шла о Его прошлых деяниях, то в конце рассказа Он непременно отождествлял персонажей с известными современниками из числа членов Сангхи или известных мирян-лоследователей. Будда был добр, прост в обращении, не требовал жертвоприношений, не был похож на напыщенных брахманских жрецов, которые, принимая от народа деньги, считали всякое соприкосновение с ним осквер­нением. Для облегчения восприятия, он обращал­ся к народу на общедоступном языке пракрите, на котором говорили жители Магадхи и сопредельных областей.

Тайная проповедь

                Кроме обычных, экзотерических, Будда преподавал и особые, тайные учения, которые не подлежали разглашению в силу их особого эзотерического характера и опасности превратного толкования . К ним относились Праджнчпарамита, тантрический путь преображения и Дзогчен, - «Великое совершенство»

Есть несколько мнений по поводу тайной проповеди Дхармы Будды. Одно из них утверждает, что Будда, кроме обычных мест для проповеди среди людей, куда мог придти любой желающий, посещал и иные, недоступные места, где излагал глубинные аспекты своего учения для особых слушателей, готовых их воспринять. Это могли быть вершины неприступных гор, другие страны, континенты, небеса, иные измерения.

Другое мнение исходит из предположения у разных категорий слушателей различных способностей  восприятия. Будда мог никуда не уходить, а оставаться на месте, в Шравасти или Раджагрихе, но при этом Он представал в совершенно разных образах перед группами с различным  восприятием. Для одних это был аскет-шраман, для других сияющий в славе герой, для третьих божество, подавляющее всех демонов и богов ведического пантеона .

 Оба мнения подтверждаются буддийскими источниками и связаны с учением о Трех Телах Будды. Такое положение вещей создавало предпосылки для создания разных идей о природе Будды и характере Его учения, что позднее выразится в появлении множества буддийских школ и направлений.

Праджня-парамита

                Будда не считал свое Учение принадлежащим к какой-либо  школе или направлению, ведь оно было лишено крайностей утверждения и отрицания,  поэтому он называл его «срединным». Будда советовал постигать эту срединность через созерцание и понимание Шуньяты . Созерцание пустоты порождает праджню (пред-ум, Премудрость), которая в свою очередь постигает мир мгновенно, не оставляя места сомнениям логического мышления.

Праджня считалась главной из  парамит (запредельных совершенств), наряду с отдачей, нравственностью, энергией, терпением, медитацией и другими, с помощью которых достигается состояние Будды. Учение о праджня-парамите, по преданию, Будда «спрятал»  до времени в мире нагов, древнейших существ, мир которых доступен для восприятия далеко не всем.

Учение о Пустоте

Словом Шуньята или пустота в учении Будды обозначается  состояние сознания, переживающего срединное воззрение, то есть без крайностей утверждения, и без крайности отрицания. Будда считал, что весь феноменальный мир с его страданием не может быть постигнут правильно обычными органами чувств и умом. Поэтому этот мир есть «пустота». С другой стороны и сама нирвана, для не пережившего ее, также непонятна и «пуста», и сама мысль о ней является для такого человека страданием. Поэтому пустота, пронизывающая все мироздание является не субстанцией, а недвойственным переживанием, особым состоянием, достигаемым практикой Дхармы, а не словами.

Учение о сознании

                 Будда придавал исключительное значение сознанию человека, его мыслям. «Сознанием управляется мир, — говорил Он, — с сознанием связана его судьба». Он говорил о чистом сознании, в котором посредством подавления негативных элементов-дхарм вытеснены все негативные, мешающие Пробуждению причины  переживания сансары. Сам метод очищения сознания (упая) приравнивался по значимости к праджне-премудрости, а в идеале признавалось их изначальное единение. Сознание, лишенное сансарного содержания обычных органов чувств, без клеш, без кармы, естественно приходит к Пробужденному Изначальному состоянию. Как и учение о праджне, пустоте, учение о чистом сознании Будда проповедовал особым слушателям — бодхисаттвам, которые составляли махаянскую часть его учеников.

Тантра    

Будда говорил о длительности и непрерывности Пробужденной Основы жи­вого существа в трех преображенных состояниях бытия, Трех Телах Будды. Метод Тантры являлся особым и тайным, где праджня представала в виде женского буддийского божества, а метод-упая в виде мужского.Их в единение порождало Бодхичитту, Пробужденную Мысль о спасении всех, основу Дхармы Будды.

Если для проповеди Сутр Будда оставался, или его видели таковым, в обычном человеческом теле, то для проповеди Тантр он преображался в особое божество с супругой ,которое видели только избранные, они порождали других божеств мандалы (сферы бытия тантрийского божества) и  проявляли другие необходимые формы и символы, понятные только практикам тантры.

 Метод Тантры  в том, чтобы посредством созерцания и преображения или превращения в тантрийское божеством достичь переживания его исконного состояния Махасукхи (Великого Блаженства) — тантрийской нирваны и пребывать в чистом измерении.

 Тантра Будды проповедовалась в стране Уддияне, в городе Судуршана  и в Шамбале. В первом случае Будда продемонстрировал царю Индрабхути манифестацию тантры Гухьясамаджи (Тайное Собрание), во втором он проповедовал медицинскую Тантру Бхайшаджагуру, в третьем он проповедовал тантру Калачакры (Колесо Времени) царю Сучандре.  Те, из окружения Будды, кто следовал тантрийским путем назывались йогинами, сиддхами, натхами и видьядхарами. При этом тантрийский путь не требовал отречения от мира и обычного образа жизни, в виду его первоначальной необнаружимости его можно было практиковать везде. От пути сутр его отличает исключительное многообразие методов - иксусных средств, для обнаружения себя в изначальном состоянии Пробуждения.

Учение Будды, если рассматривать его во всей полноте, все примиряет, является универсальным и дает внутренний стержень и опору каждому в ви­де Пробужденной мысли —Бодхичитты. Мир с точки зрения клеш и негативных дхарм предстает жестоким, длительным и бессмысленным странствием. Мир после Пробуждения выглядит как Чистая Земля — Нирвана. Поэтому «буддисты живут как все: они страдают, тер­пят и надеются, но их внутреннюю жизнь не нарушают треволнения этого ми­ра». Для практика Тантры все звуки являются мантрами, а все люди Буддами. Путь Тантры  - это преображение  нечистого видения в чистое и непрерывное пребывание а нём.

12.  СЛУЖЕНИЕ ЛЮДЯМ И УХОД В ВЕЛИКУЮ НИРВАНУ

Тот несравненный остров, где ничем не владеют, где ничего не жаждут, я называю Нирваной — свободой от разрушения, смерти и гибели. Ключ в царство Истины следует искать в глубине своего сердца.

Дхаммапада.

Во время, когда луна исчезла за горой, наивысший из мудрецов ушел в Нирвану

Шакьяшри.

Жизнь буддийской Сангхи

                Первые бхикшу Будды жили в шалашах, пещерах, часто но­чевали в лесу, под одиноким деревом, в расщелине скалы и других неуютных, но способствующих углубленному и обостренному восприятию  местах.

Будда  отменил и даже запретил мучительные са­моистязания, столь близкие сердцу индийских искателей истины. Внешняя опрятность буддийских бхикшу резко контрастировала с грязными, покрытыми пеплом и навозом брахманскими аскетами. Чистота и строгая красота царили в вихарах — первых буддийских монастырях, которые возникли сначала в двух, подаренных Ему ро­щах — Велувана и Джетавана. Буддийские монастыри для многих ка­зались раем на земле, обетованными оазисами внутренней и внешней чистоты, где усталый путник мог бы предаться размышлениям и созерцательной прак­тике без помех, в тишине и спокойствии. Один раджа как-то сказал Будде: «Видел я на своем веку немало шраманов, великих подвижников, живущих со­вершенной жизнью до последнего вздоха, но такой совершенной, законченной подвижнической жизни, Владыка, как здесь, нигде не встречал. Всюду смута, раздоры, волнения: сражаются цари с царями, князья с князьями, горожане с горожанами, брахманы спорят с брахманами, ссорятся мать с сыном, отец с матерью, отец с сыном, брат и сестра между собою, друг со своим другом. Здесь же, Господин, я вижу монахов, живущих в согласии, бхикшу, живущих в единении, без распрей. Ни­где, нигде, Господин мой, я не видел столь единодушного собрания, как здеш­нее».

В Дхаммападе есть такие строки, подтверждающие слова раджи: «О, мы живем очень счастливо, невраждующие среди враждующих; среди враж­дебных людей живем мы, невраждебные. О, мы живем очень счастливо, неболь­ные среди больных; среди больных людей живем мы, небольные. О, мы живем очень счастливо, хотя у нас ничего нет. Мы питаемся радостью, как сияющие боги».

Воспитание бхикшу

                Главное воздействие оказывали на людей дела самих буд­дийских бхикшу: многие убеждались, что бхикшу Шакьямуни на деле осущест­вили тот жизненный идеал, о котором издревле говорили мудрецы Индии. «Мно­гие люди порочны, — повторяли бхикшу слова Учителя, — но мы, последователи великого Будды, будем терпеть оскорбления, как слон в битве — стрелу, выпу­щенную из лука». Милосердие ко всем — девиз бхикшу. Он знает, как много в мире зла, и не хочет умножать его. «Все дрожат перед наказанием, жизнь при­ятна для всех — поставь себя на место другого. Нельзя ни убивать, ни понуж­дать к убийству».

Этот принцип «ахимсы» — непричинения вреда живому и природе, который является одним из положений Восьмеричного Пути Арьи, всегда встречал отклик в сердцах людей Индии. Для того, чтобы до­стичь такого уровня, необходима постепенная борьба со страстями. Поэтому Будда говорил: «Кто сдерживает пробудившийся гнев, как пытающуюся сойти с дороги колесницу, того я называю колесничим: остальные просто держат вожжи». Овладение ступенями духовного Пути рассматривалось Буддой как «некий ряд постепенно восходящих уровней. Начав с внутренней решимости по­бедить в себе волнение преходящего и суетного, человек подавляет свои темные, злые качества и наклонности. Он должен, во-первых, быть добр ко всем, во имя освобождения себя и других от власти зла. «Истинный бхикшу, — говорил Будда, — не разрушит ничьей жизни. И ни страх, ни иные соображения не заста­вят его отбросить милосердие и сострадание, он дружественен и внимателен ко всем существам, одаренным жизнью. Он, бхикшу, должен избегать лжи, кражи, должен быть целомудренным, правдивым, должен отбросить грубость, жадность, празднословие, искать во всем справедливость».

                Некоторые аскеты, даже получив посвящение от Будды, имели старые привычки. Они, например, пугали население деревень своим видом или действиями. Но Будда не советовал так поступать бхикшу. Он говорил: «Так же, как пчела, садясь на цветок, не ломает его лепестков, а только берет неко­торое количество нектара, так и совершенный бхикшу, появляясь в деревне, ничем не нарушает ее спокойствия, беря немного пищи себе на пропитание».

Учитель советовал не поддаваться оскорблениям других и в ответ не взра­щивать в себе гнев по отношениям к тем, кто не воспринимал и хулил Дхарму.

«Если те, которые не с нами, о бхикшу, стали бы порицать меня, или Дхарму, или Сангху, то вы не должны по этому поводу впадать в гнев, вражду или досаду.

Если же вы впали в раздражение по этому поводу, то для вас, а не для противников ваших появилась бы опасность, так как вы потеряли бы способность судить: верно ли было то или нет, о чем они говорят?» - спросил Будда

«Не должно, Учитель», — отвечали бхикшу.

«Если станут говорить так, то, о бхикшу, вы должны объяснить, что именно неправильно в их суждениях, и сказать им: «Это неправильно, это не так, это у нас не одобряется».

                Будда учил, что бхикшу должен обладать не только нравственным совер­шенством, но и целостным самообладанием и осознанием, терпеливо переносить все тяготы и лишения подвижнической жизни.

«Размышляющий мудро переносит и холод, и зной, и голод, и жажду, не боится ядовитых насекомых, ветра, солнца и змей. Он не отвечает тем же на слова поношения, спокоен перед телесными страданиями, перед самыми горь­кими муками, томительными, беспокойными, разрушительными для жизни».

Когда на бхикшу наладал ужас или страх, то Будда советовал в таких случаях обращаться к Трем Драгоценностям: «Я  вам, бхикшу, так говорю: если на вас в лесу, или под деревом, или в пустой келье найдет страх, оцепенение, мороз по коже, вспомните тогда о Татхагате таким образом: «Он, Джина, святой, истинно-просветленный, совер­шенный в знании и поведении, Сугата, познавший мир, непревосходимый, укро­титель буйных, Учитель богов и людей, Пробужденный, Бхагават». Как вспом­ните обо Мне, так тот страх, оцепенение, мороз по коже, что найдут на вас, отпустят вас.

А не вспомните обо Мне, так вспомните об Учении:  «Возвещено оно во благо Победоносным Буддой, Дхарма, зримая, бесконечная, ко всем обращенная, притягательная, внутренне познаваемая проницательными». Как вспомните вы о Дхарме, так тот страх и оцепенение, что найдут на вас, отпустят вас.

А не вспомните об Учении, вспомните о Сангхе: «На благом пути Община слушающих Будду, на прямом пути Сангха слушающих Джину. Достойна она почитания, очень достойна, заслуживает благоговения. Она для мира — высшее поле заслуг». Как вспомните вы об Общине, так тот страх, оцепенение и другое отпустят вас.

Почему это так? Потому, о бхикшу, что Татхагата — Архат, Истинно-просветленный, свободен от страсти, свободен от ненависти, сво­боден от заблуждений, лишен страха, нет у Него боязни, не подвержен панике и испугу».

                Истинный бхикшу проходит среди волнений жизни «тихим и свобод­ным», не ищет  почета или уважения. Он укротил все желания сердца, никого не осуждает, в нем нет ненависти к грешникам, но нет и одобрения. Он излучает в мир волны радости и дружественности, милосердия и сострадания, при равном отношении ко всем. Ибо совершенно отрешение радостного, познающего и созерцающего Истину. Совершенен твердый духом, не наносящий никому страдания. Совершенен покончивший со всякой страстью, победа над сопротивлением «Я» поистине есть высшее наслаждение».

«Никогда капля росы не удержится на лепестке лотоса; никогда мудрый не прилепится ни к чему из этого, что видимо, слышимо и создано. Кто стряхнул с себя все греховное, тот ничего не воспримет в жадности из видимого, слыши­мого и сознанного. Он не ищет очищения посредством другого, ибо ничто, иду­щее извне, не радует и не огорчает его».

 Нирвана, о которой учил своих уче­ников Будда, является уделом старательных и прилежных. Путь к ней — чистое созерцание. Архат, отбросивший привязанности, свободный от суеты, печали и радости, закаленный в школе самоуглубления, при жизни приобщается к «не-проявленному бытию». Тем самым он освобождает себя от дальнейших странствий в мирах сансары.

  Посещение родного дома

Слава великого Будды разносилась львиным голосом по всей земле Магадхи. Дошла она и до Капилавасту — родины Пробужденного. После пяти лет общественного служения Будда решил навестить родные места. Для него они были как места своего рода прошлой жизни.

                Весть о его приближении привела Шакьев в смятение: престарелый рад­жа Шуддходана был рад наконец увидеть единственного сына и приготовил пышную встречу. Он приказал убрать дворец цветами и созвал многочисленных гостей. Впрочем, среди Шакьев находились и такие, которые не разделяли отцов­ской радости: им казалось унизительным встречать с такими почестями ни­щего бродягу, покинувшего отца, изменившего своему долгу. Их ропот привел Шуддходану в некоторое замешательство.

Между тем Пробужденный с большой свитой бхикшу, в неизменных красно­вато-желтых одеяниях, приблизился к родному городу и расположился в роще неподалеку от главных ворот. Узнав об этом, Шуддходана не знал, как ему по­ступить. Отцовское чувство влекло его немедленно поспешить навстречу ушедше­му много лет назад сыну, но, с другой стороны, он не мог устранить уязвленную гордость раджи и свою неприязнь к бхикшу, которых он рассматривал как источник своего несчастья, и это оста­навливало его. Ведь цари не бхикшу, которые свободны от предвзятых мнений.

В конце концов отец в нем победил царя, и он отправился в ро­щу искать Сиддхартху. Когда, же он и его свита увидели царевича в нищенском рубище, с обритой головой, с чашей для подаяния, от печали и негодования они не могли произнести ни слова.

                Пробужденный устранил  тягостность момента демонстрацией  чудесных превращений. Он поднялся в воздух и сел в йогическуто позу,аспространив из своего тела тысячи радужных лучей, на концах которых образовались сияющие будды, выпускающие в свою очередь такие же лучи с такими же буд­дами, сидящими в лотосе, чуть меньшего размера, так что в следующий момент все видимое про­странство заполнилось мириадами пульсирующих светом будд. Затем манифес­тация сменилась другой: лицо Его стало поразительным образом меняться, являя на краткий миг образы будд-предшественников и будд грядущих, из груди Его вырвалось ослепительное пламя, затем поток журчащей воды, поднялся вихрь, разметавший тело Муни на множество мельчайших частей, которые через неко­торое время вновь собрались, образуя стоящую фигуру Пробужденного...

                Люди онемели от изумления. Однако даже такое проявление могущества, указывающее на полное овладение тайной проявленного существования, не прео­долело предубеждений раджи. Он снова увидел нищего аскета. Сердечной бесе­ды не получилось, и понимания не прибавилось. Растерянный раджа удалился в самых противоречивых чувствах. Наступила ночь, и бхикшу пришлось ночевать под открытым небом.

                Наступило утро и Пробужденный вместе со всеми, как ни в чем не бы­вало, отправился в город просить милостыню, опустив глаза и в полном молчании. Когда слух об этом дошел до Шуддходаны, в доме начался переполох. Гордость шакийского раджи была еще более поражена, он поспешил найти сына и осыпал его упреками: «Неужели у нас не найдется пищи для твоих бхикшу?—кричал он, — не срами нашего славного царского рода! У нас никогда в роду не было нищих!»

                Пробужденный спокойно и невозмутимо отвечал, что Он более всего ценит не кровное, а духовное родство  и что Его великие предшественники Будды также странствовали, живя подаянием. Видя, что отец смягчился, Будда дал свое согласие вступить под кров бывшего родного дома.

                Едва Он вошел, ему навстречу выбежала Его жена Яшода. Увидев мужа в одежде странствующего аскета-шрамана, она бросилась к Его ногам, заливаясь слезами. Во время этой сцены отец оплакивал горькую судьбу невестки и расска­зывал, что с самого того дня ухода она была ему верна и вела почти подвиж­нический образ жизни.

                Нассколько возможно щадя человеческие чувства своих бывших родных, Пробуж­денный Сиддхартха Гаутама долго вел речь о достоинствах и пользе от­решенной жизни, о тщетности мирского существования, о причинах возникно­вения волнения в этом мире.

Зрелище было необычным и удивительным. Воинственные Шакьи и нищие бхикшу находились рядом. Гордыня, спесь, высокомерие сошлись с терпимостью, смирением и рассудительностью. Такого не видывал дворец Шуддходаны. Многие из Шакьев, оставив прошлое, услышав от бывшего царевича: «Приди ко мне, о бхикшу!»,— облачились в монашеские одежды.

                Будда утешил Яшодхару, рассказав ей о предопределенности случившего­ся, о неизбежности для каждого живого рано или поздно задуматься о вечной неразрушимой обители. Ей и Шакьям Он поведал о Восьмеричном Пути истин­ных Арьев, а не по роду и происхождению. Он раскрыл перед ними тайны былых рождений, объясняя деяниями прошлого глубинный смысл своей и их судеб. Будда предложил Маудгальяяне, всеведающему и мудрому, поведать древ­нюю историю всех будд и происхождение рода Шакьев, чем привел присутствую­щих в восторг, заставив многих  глубоко задуматься и припасть после повествования к стопам Учителя.

                Через некоторое время к нему подошел мальчик. Все это время он вместе со всеми слушал необычного странника, и когда присматривающие за ним уже были не в силах скрывать от него, кто это, он подбежал и попросил у отца наследства, как ему подсказали. Отец так  описывал свою жизнь, что от­ношения между отцом и сыном наладились без посредников, и Рахула не захотел с ним расставаться, попросившись в Сангху. Несмотря на некоторое недо­вольство упрямых Шакьев: «сам ушел, да еще ребенка сманил», — Он принял Рахулу в Сангху, сказав: «Приди ко мне, о бхикшу». При этом Будда сказал, что при­нимать детей в Сангху можно только с согласия родителей.

                Через несколько дней после встречи  бхикшу последова­ли далее за Пробужденным, который шел теперь рядом со своим сыном. По пыльной дороге последовало и множество шакьев, одевших одежду бхикшу. Будущее по­кажет, что они таким образом обрели не только невидимую обитель, но и в прямом смысле спасли свои жизни от уничтожения в последней для Шакьев битве. Очень многие приняли обеты Панчашилы, став упасаками или упасиками, как Яшода, бывшая жена царевича.

Происки  Дэвадатты

После посещения Капилавасту Сангха пополнилась многими родными самого Будды. Обеты бхикшу приняли многие Его знакомые по детству и юности. Таковыми были Нанда, Дэвадатта, Ананда и многие другие, которые влились в Общину сразу вместе после проповеди во дворце Шуддходаны. Двое из них, его двоюродные братья, Ананда и Дзвадатта впоследствии стали играть весьма за­метную роль в жизни буддийской Сангхи: один преданно служил Ему всю жизнь до конца, другой из зависти и дурных наклонностей всячески мешал Пробуж­денному, пытаясь расколоть Общину.

 «Когда глупец на свое несчастье овладева­ет зданием, оно уничтожает его удачливый жребий, разбивая ему голову. Он может возжелать неподобающего ему положения среди бхикшу и власти в вихарах и почитания других родов», — эти слова Будды были сказаны именно про Дэвадатту, двоюродного брата Гаутамы, который причинил Учителю много огорчений за все то время, пока он был в Сангхе.

Каких только способов не измышлял он, чтобы умалить Будду в глазах окружающих и увеличить собственное значение! Он предлагал бхикшу свою власть, предлагал отстранить Будду от руководства Сангхой, пытался занять Его место. Он затевал интриги при дворе махарадж Магадхи с целью опорочить Гаутаму Будду, но Аджаташатру не пошел на пред­ложения Дэвадатты. Когда в среде бхикшу или ми­рян возникали разногласия, то Дэвадатта оказывался в гуще происходящего и раздувал все кофликты до внушительных размеров.

Будда обладал гибким умом: если условия менялись, то соответственно менялись и некоторые правила, регулирующие жизнь Общины. С появлением вихар-монастырей многие правила лесной жизни бхикшу оказались если не невы­полнимыми, то, по крайней мере, не нужными в новых условиях проживания. Поэтому Будда отменил ряд правил, основанных на прецедентах ранней скиталь­ческой жизни, и смягчил Винаю. Это сразу было расценено некоторыми ревни­телями суровой жизни как отступление от святости, чем не преминул восполь­зоваться Дэвадатта.

                В этом проявилась неумеренность Дэвадатты,  его двойственность. Во-первых, когда он вошел в доверие к бывшему  царевичу Аджаташатру, ему и его окружению, бывшим с ним младшим монахам, подавали ежедневно по 500 порций риса на молоке. Не в силах устоять перед такими почестями, Дэвадатта возгордился, что и стало началом его падения. Во-вторых, уже замыслив раскол Сангхи, Дэвадатта предложил Пробужденному ввести в Общину более суровые правила, в том числе полностью отка­заться от употребления мяса и рыбы, не ночевать в помещении и другое. Таким образом, Дэвадатта был неумерен в самом буквальном смысле этого слова: не знал меры и отклонялся от нее то в одну сторону—чрезмерного переедания, то, в другую -  чрезмерного поста.

                Собрав, таким образом, недовольных, числом около пятиста, Дэвадатта предъявил Будде требование: отказаться от новшеств, от монастырей, от оседлости, вернуться к более частым проведениям обряда Пратимокша. В требованиях Дэвадатты сквозила ревность к Будде и преобладало внешнее, формальное и догматичное отношение к практике.

                Будда отверг все притязания раскольника. Дэвадатта не подчинился, ушел из Сангхи в лес, увлекши за собой полтысячи аскетов. Бхикшу, благодаря уве­щеваниям Шарипутры и Маудгальяяны,  были возвращены — двум  великим стхавирам («старейшинам») пришлось применить чудесные превращения и устроить интересней­ший диспут, но сам Дэвадатта не оставил своих преступных замыслов. Он подослал к Будде наемных убийц, но на них напал страх и ужас,  впоследствие и они приняли Его Учение.

                В другой раз, Дэвадатта взобрался на гору и сбросил на проходящего внизу Будду и его учеников огромный кусок скалы. Но этот камень упал на две склонившиеся друг к другу вершины, так что Будда лишь слегка ушиб себе ногу.

                В третий раз, находясь в Раджагрихе и зная, что там есть буйный слон, топчущий людей насмерть, Дэвадатта подговорил людей пустить его по той узкой улице, по которой пойдет Бхагават. Архаты и Арья сначала просили Учителя свернуть куда-нибудь и уклониться, но Будда успокоил их, сказав, что «Будды насильственной смертью не умирают». После этого Арья-святые действи­тельно отступили, не искушая судьбу, остался один Ананда, который тогда еще не был Архатом, но «просто любил» Просветленного. Он пытался заслонить собою Учителя, но Будда попросил его не делать этого и отойти. Когда разъярен­ный слон приблизился, Будда смирил его добротой, и животное успокоилось, и мирно подошло.

                Будда часто рассказывал ученикам о кармических причинах, приведших Дэвадатту на дурной путь. Эти причины были посеяны еще в далеких прошлых жизнях, когда Дэвадатта, будучи другим существом, злыми деяниями сотворил себе собственную карму, чтобы во время жизни Пробужденного противостоять Ему. Принял его Шакьямуни исключительно из милосердия, чтобы смягчить его последующую участь.

Деятельность Будды и без происков Дэвадатты была полна всевозможных приключений и опасностей. Несмотря на его величайший при  земной жизни авторитет у него находились и другие враги, которые чинили ему препятствия.

Свирепый разбойник Амгулимала, объявленный вне закона за то, что он убивал каждого попавшегося ему путника, после неудачной попытки запугать Будду обратился в Буддизм, был принят в члены Сангхи и мирно окончил свои дни монахом.

Один брахман, по имени Магандия, предложил в жены Будде свою красавицу дочь, несмотря на принадлежность последнего к другой касте и на данный им обет безбрачия. Своим отказом Будда нажил в лице отвергнутой им красавицы непримиримого врага: впоследствии она вышла замуж за сына царя и пыталась отомстить Будде.

Ему пришлось пережить многое: и лживые обвинения со стороны противников, проповедников иных учений, и откровенное презрение со стороны людей, особенно родных и близких кшатриев, считавших, что такому здоровому, крепкому мужчине лучше было бы заняться земледелием или каким-нибудь другим полезным трудом.

                Однако за исключением козней родственника и отдельных врагов продолжительная жизнь Победо­носного протекала как мощная, уверенная в своем величии чистая река, увле­кающая за собой более мелкие ручьи в движении к великому Океану Пробуждённости.

Ананда

                Вставал Шакьямуни рано. Свое ежедневное утреннее умывание Он совер­шал обычно с помощью своего любимого ученика — Ананды. Со времени прихо­да в Сангху, что случилось в памятные дни в Капилавасту, Ананда горячо при­вязался к Татхагате и был счастлив служить Ему. Он подавал Ему воду, по­могал одеваться, обмахивал опахалом. Главным содержанием его жизни была любовь к Учителю и служение ему. Чистый в своих помыслах, искренний, всег­да готовый пожертвовать собой ради блага Учителя, Ананда разительно отли­чался от своего родного брата Дэвадатты.

                В сангхе Ананда считался «казначеем». Будда ввел его в свое самое близкое окружение.

Один монах в Бодхи-Гайе, по имени Добрая Звезда знал наизусть двенадцать томов заповедей, но не соблюдал ни одной из них,  Будда говорил ему: "Хотя ты знаешь на память двенадцать томов заповедей, ты не исполняешь их. Поэтому ты не можешь считаться ученым человеком". Услышав эти слова, монах разгневался и ответил: "Есть только три вещи, отличающие тебя от меня: твои тридцать два прославленных имени, твои восемьдесят добродетельных примеров, твоя аура, равная ширине распростертых рук. Я тоже ученый. Несмотря на то, что я служил тебе двадцать четыре года, я не нашел в тебе никаких знаний величиной с  кунжутное семя ". Монах все более распалялся и стал уже кричать: "Я отказываюсь служить тебе, ты, жалкий нищий. Я намного лучше тебя знаю учение. Ты -негодный человек, бросивший царство". И продолжая кричать в гневе, монах удалился.

Владыка Будда, созвав своих учеников, сказал им:"Добрая Звезда очень разгневался и покинул меня. хочу знать, кто будет вместо него служить мне". Все ученики поклонились и каждый сказал: "Я хочу служить. Я хочу служить". Будда спросил: "Почему вы, зная, что я стал стар, хотите служить мне?" И поскольку Владыка Будда не выбрал никого, все они погрузились в безмолвную медитацию, и один ученик сразу увидел, что наиболее подходящим является Ананда. Владыка Будда улыбнулся и сказал: "Пусть будет так!" Ананда сказал: "Хотя я совершенно не гожусь для служения тебе, но если я должен, я хочу, чтобы ты дал мне три обещания. Первое - чтобы мне было позволено самому обеспечивать себя пищей и одеждой; второе - чтобы ты давал мне религиозные наставления относительно того, о чем я тебя попрошу, и третье - чтобы ты не проповедовал  учение в мое отсутствие".

Будда снова улыбнулся и сказал: "Очень хорошо; очень хорошо; очень хорошо".

Первая просьба Ананды, обращенная к Будде, касалась Доброй Звезды. Он просил сказать, что с ним будет, и тогда Будда предсказал, что Добрая Звезда умрет через семь дней и станет несчастным духом, который будет обитать в монастырском саду. Добрая Звезда, несколько встревоженный, сказал: "Изредка его слова сбываются. Если я не умру через семь дней, у меня будет, что еще сказать о нем. Но пока я останусь здесь".

Утром на восьмой день Ананда нашел Добрую Звезду мертвым, а его призрак обитающим в саду. Отныне всякий раз, когда Владыка Будда проповедовал Дхарму в саду, призрак отворачивался и закрывал руками уши.

После всех этих событий Ананда верно служил Будде в течение двадцати одного года.

                Ананда обладал очень сильной памятью и действительно запоминал все слова, произносимые Буддой. По­этому все сутры начинаются словами: «Так я слышал. Победоносный Будда пребывал с таким-то числом бхикшу... в Шравасти... » Это слова Ананды, повторяющего речь Будды.

Несмотря на то, что Ананда стал Архатом только после Махапаранирваны Учителя, он стал патриархом-держателем Учения, вторым после Махакашьяпы, и удостоился впоследствии посвятить самого Падмасамбхаву. В пещере Асура в присутствии Ананды Гуру Ринпоче принял  посвящение в мо­нашеский сан и обучался у него в течении пяти лет..

В этот момент явилась богиня Земли и принесла с собой жел­тое

одеяние, и когда она надела его на Падмасамбхаву, все Будды прошлых времён, пришедшие с десяти сто­рон, появились на небе и назвали основателя тибетского буддизма колесницы тантр  «Львом Шакьев, владеющим Учением».

Женщины в Сангхе

Именно благодаря Ананде, нарушилась старая запретительная традиция, не допускавшая женщин на путь бхикшу. Ведя искусный диалог о значении и достоинстве присутствия женщин в Сангхе и несмотря на  сопро­тивление некоторых  бхикшу, Будда «уступил» ар­гументам Ананды и позволил женщинам вступать в Сангху и организовывать женские монастыри или оставаться дома, ведя жизнь бхикшуни. Мно­гие женщины достигали состояния Архата. Посвящения в Сангху женщин на­чались в те яркие и значимые дни, когда Владыка Будда вступил под сень род­ного когда-то дворца в Капилавасту. Первой бхикшуни стала Его приемная мать, сестра Махамайи — Махапраджпати. Даже знаменитая Амрапали, будучи упасакой, решила вступить в Общину и услышала священные слова: «Приди ко мне, о Бхикшуни!» Она стала первой буддийской поэтессой, воспе­вшей просветленный дух и неповторимую красоту отрешенной  жизни.

Когда Татхагата находился в городе Кошавати, Он вознесся на небеса, в область богов, для того, чтобы обратить свою мать, которая возродилась там. Он проповедовал ей Абхидхарму, высшее учение. Исполнив свой долг, Он спустился по лестнице из ляпис-лазури, и его возвращение стало известно как «снисхождение из области богов», приравниваемое к Повороту Колеса Учения.

Патриархи Сангхи

                Со временем среди учеников появились люди, более других склонные к тому или иному разделу поучений Будды. Тхера Упали проявлял наибольший интерес к Винае — Уставу монастырского общежития или правилам бхикшу. Махакашьяпа,  слывший за сурового старца,  стал знатоком Абхидхармы — высшего учения, объясняющего сутры, — которые знал, все до единой, Ананда.

Отношения с тремя сословиями

Слава о пришедшем Будде дошла до правителя Магадхи — махараджи Бимбисары. Со своей свитой, придворными и министрами он отправился в селе­ние Гайя, где пребывал Учитель. Увидев известного подвижника Кашьяпу у ног Будды, Бимбисара все понял и постиг величие Благословенного. Он вниматель­но выслушал речь Будды о Четырех Истинах, о тройственном постижении мира и, узнав, что и миряне могут приобщиться к Дхарме путем соблюдения запове­дей упасаки, объявил себя и весь царский двор последователями и покровителя­ми Будды, Дхармы и Сангхи.

                В заключение Бимбисара подарил Общине бамбуковую рощу Велувана, ко­торая раньше служила радже для отдыха и развлечений, и пригласил Пробуж­денного к себе во дворец. Со временем этот первый крупный дар Сангхе — бам­буковый парк стал первым постоянным пристанищем буддийских бхикшу и преобразился в вихару — буддийский монастырь. 

                На следующий день, когда Будда прибыл со своим окружением, с Шарипутрой и Маудгальяяной, с другими архатами и бхикшу во дворец, Ему и его ученикам прислу­живал сам махараджа. Так царь выражал свое почитание Трем Драгоценностям. Эти и другие почести не изменили образа жизни Будды и его бхикшу. По-прежнему ходил Он от дома к дому с протянутой патрой — чашей для сбо­ра подаяния в руках, по-прежнему молча стоял у дверей, опустив глаза, и молча отходил, наполняли Ему чашу или нет. По-прежнему Его одеждой было красно­вато-шафрановое рубище, сшитое из квадратных лоскутков. Чаще всего вместе с ним шествовали большие толпы бхикшу. Эти молчаливые шествия людей в жел­тых одеяниях, двигающихся по пыльным дорогам Магадхи, производили на народ неизгладимое впечатление.

                Их всюду встречали приветливо. Иногда навстречу Ему выходили всем го­родом или деревней, нарядившись в лучшие одежды, осыпая святого  гостя  и  ароматных цветами, предлагая Ему и  монахам кров и угощения. Многие богатые купцы и хозяева последовали примеру махараджи и подарили Сангхе еще несколько прекрасных мест с садами и парками. К та­ким дарителям-упасакам  принадлежал принц Джета и домохозяин Анантапиндада и другие. Люди зачастую оспаривали друг у друга право пригласить Учителя и накормить его бхикшу. Местные знатные и богатые владельцы, даря Будде и Сангхе что-либо — парки, помещения или совершая для них что-нибудь полезное, считали себя облагодетельствованными, когда эти дары или помощь принималась.

                Однажды Пробужденный с учениками принял приглашение известной танцовщицы Амрапали. Узнав об этом, много молодых людей из знатных семей отправились к ней, упрашивая уступить им честь принять Татхагату. На их просьбу Амрапали ответила, что не уступила бы им даже тогда, если бы они отдали ей весь город со всеми его землями. В тот день принадлежащая ей манговая роща была в центре  внимания, там отдыхал, обедал и проповедовал великий Будда. На прощание Амрапали просила Учителя принять рощу в дар Сангхе.

Помимо бхикшу или последователей Будды, полностью отрекшихся от мира, к Будде приходило много других мужчин и женщин, принадлежавших к классу купцов и богатых домовладельцев (гахапати), с большим вниманием слушая его проповеди о том, в чем заключается долг обычного человека в миру, готового оставаться во власти кармы и повторных рождений, но со светильником буддийской практики.

Конец Шакьев

                Будде Шакьямуни пришлись увидеть и трагедию  собственного народа. Шакьи были малочисленны, но, как упоминалось, воинственны и горды. Это обстоятельство не раз приводило их и весь народ к краю пропасти: оконча­тельному поражению от соседей.

Однажды раджа Кошалы двинул свои войска на Капилавасту. Будда был поблизости со своими учениками и встал на пути двигающихся армий. Уважение ко всеми почитаемому Муни был так велик, что раджа переменил свое решение и повернул свои войска обратно.

                Однако прошло некоторое время, и конфликт разгорелся с новой силой. Вновь Кошала выставила боевые отряды, готовые разгромить Шакьев. Когда Будде сказали об этом, Он ничего не стал делать, лишь сказал: «Ничто не поможет, к сожалению, Шакьи не избегнут своей участи». Капилавасту пал, и царство Шакьев перестало существовать.

  Местопребывания Будды

В течении сорока пяти лет своей проповеднической жизни Будда посетил множество мест, странствуя пешком по стране с целью распространения открытого им Учения. Исключение составляли лишь несколько месяцев в период дождей. Временами он предавался полному уединению.

Любимым местом, где проповедовал Будда и где Он оставался подолгу была роща Джетавана. Богатейший и, наверное, самый щедрый из купцов того времени Судатта (по прозванию Анатхапиндика — «тот, кто кормит беспомощных») купил у царевича Джеты рощу неподалеку от города Шравасти в стране Кошалы, заплатив за нее столько серебряных монет, сколько их можно было уложить на занимаемой ею площади. Он сделал это только для того, чтобы предоставить Будде и его последователям место отдыха на период дождей.

Предложение о бесконечной жизни

Когда Будде шел восьмидесятый год земной жизни. Он решил, что глав­ное дело его жизни сделано. Обет, данный Им Буддам прошлого, реализован, новая кальпа осветилась светом Буддийского Учения. Он видел, что преданные ученики и последователи возвестят Учение во всех уголках Индии и всего мира.  Поэтому можно было уходить в обитель иного мира и явить жи­вым существам свой Уход в Нирвану.

                Тем не менее, Он решил прибегнуть еще к одному средству, к которому прибегают Совершенные, достигшие власти над сутью вещей, чтобы продлить свое драгоценное существование для блага еще многих мириад живых существ. Он обратился к Ананде: «Ананда, Совершенный Будда, Татхагата, может продлить свое сущест­вование в мире людей в одном теле бесконечную кальпу времени».

Но Ананда не уразумел смысла сказанного, не постиг волю Учителя и пребывал в молчании. Мара омрачил ум преданного ученика, и он не смог вместить скрытый намёк Пробужденного. Будда поведал о возможности прожить сотни, десятки жизней... Наконец, Он сказал, что Его тело в состоянии прожить еще одну такую же жизнь. К сожалению, Ананда и на этот раз не на­шел, что ответить.

                И Совершенный Будда, Татхагата, Свет мира и источник радости богов и людей, «отпустил свое тело», отпустил свои элементы, о чем сообщил Ананде. Когда ученик понял, что желал Учитель, он со слезами бросился к Будде с просьбой продлить свою жизнь. «Уже поздно, Ананда,» — был ответ.

Контроль над временным те­лом был отпущен, и процессы старения, которые не проявлялись за время жизни Шакьямуни, сейчас не заставили себя ждать...

Нирвана главных учеников

                Шарипутра, узнав, что Учитель собрался уходить, заявил, что он не пе­реживет достойно Его уход, и потому решил уйти прежде Наставника. Он спро­сил у Будды разрешения, и тот с благословениями отпустил его. Шарипутра, почувствовав приближение перехода, решил умереть в доме родной матери. Трогательно простившись с Учителем и с бхикшу, он отправился в путь и дей­ствительно умер в том доме, где когда-то появился на свет, и на руках той, которая его родила. Бхикшу похоронили его с великими почестями, и  Будда сказал прощальное слово у его погребального костра.

                Вскоре достиг Нирваны и Маудгальяяна. Он любил предаваться созерца­нию в одной уединенной пещере. Там его часто посещали паломники и жители окрестных деревень. Мудрые речи верного сподвижника Будды притягивали к нему народ, поэтому местные брахманы, недовольные тем, что лишились своих доходов, решили отделаться от мудрого бхикшу, подослав к нему наемных убийц. Шесть раз они натыкались на него, но Маудгальяяне каждый раз удава­лось от них скрываться, подымаясь при помощи  своих сверхспособностей в воздух. Но на сей раз, когда они его нашли, он, из-за тяжкого проступка в од­ной из прошлых жизней по отношению к своим престарелым родителям, не смог применить свои сверхвозможности и был избит разбойниками до полусмер­ти. Найдя в себе остатки сил, он добрался до Будды и попросил Его отпустить в светлую обитель. Получив согласие, он простился с Учителем и с присутствую­щими бхикшу и отошел в ненарушаемый мир Нирваны.

Тайные странствия Будды

                Кроме мест, населенных людьми, как уже упоминалось, Будда посещал и другие миры для проповеди Дхармы. При этом вместе с ним собирались неисчислимые пробужденные, бодхисаттвы, махасаттвы, маха-бодхисаттвы из несметных миров  десяти направлений  пространства. Все это окружение восхищалось Истинно-Пробужденным Шакьямуни, его всепроникновенной  мудростью  и всемогушеством в отношении  заблуждающихся  существ, не понимавших различия между основами счастья и печали в мире. Все они  сопровождались своими слугами, чтобы выразить почтение Почитаемому в мирах.

                Вот как описывается  присутствие Будды в одном из миров. «Бхагават Будда улыбнулся и излучил великое сияние лучей  безмерного сострадания, великой мудрости и благожелательности, затем он распространил в пространстве звуки шести парамит; звуки  бесконечного сострадания, звуки милосердия; звуки  освобождения; звуки блаженства; звуки  всепроникновенной  мудрости; испуская  львиные  рыки, испуская великие львиные рыки; испуская звуки подобные грому; и  великое  множество    других    неописуемых звуков.

                Множество существ десяти  направлений  света,  этого мира и других уже собрались вместе. Они  прибыли из божественных миров, таких как Небо Четырёх махарадж, Небо  Траястримбхуми, Небо  Тушита, Небо Нирманарати, Небо Паранирмита-Висавартин, Небо Брахмапарисадья, Небо Брахмапурошита, Небо Великого Брахмы и из других многочисленных небес.

                Все небожители, духи и морские драконы  были  собраны  вместе, а также такие существа из этого человеческого и различных других миров, как  духи  моря,  бурь,  рек,  деревьев,  гор,  земли, ручьёв, духи полей, дня, ночи, духи пустых пространств (мест), небес, пищи и питья, духи трав и лесов, и все  другие  духи. Подобно им, туда прибыли такие существа из человеческого и различных  других миров, как великие владыки  прет, асуров, духи-преты болезни, преты ядов , владыки прет удовольствия и достатка-процветания, владыки плотской любви, духи и хозяевы духов были успешно собраны вместе...»

Последние странствия Будды

                Обычно Будда странствовал в сопровождении Ананды, который заботился о нем, насколько это было возможно, не нарушая строгой простоты повседневной жизни.

Благодаря постоянным странствиям, простой пище и ограничению в еде Будда в течение всей своей долгой жизни отличался хорошим здоровьем и, по имеющимся сведениям, редко болел. Хотя он и говорил о своем одряхлевшем теле: «Скрипит, но держится, как старая расшатанная повозка»,— тем не менее в семьдесят девять лет он переплыл под Паталипутрой Ганг, пока его менее закаленные ученики искали лодку или плот, чтобы переправиться через реку.

                Последние годы Будда путешествовал мало. Большую часть времени Он проводил в своих любимых рощах. Но сейчас, когда осталось немного времени, Он снялся с места и посетил многие места, где когда-то бывал, где появилось его дитя — Сангха. Нигде подолгу не задерживаясь, Пробужденный по­сетил и общину Чапалы, где дал последние завершающие поучения и наставле­ния. Затем Учитель направился в Вайшали. И, глядя все время вправо, Он на­конец достиг рощи деревьев Шимшапа, расположенной к северу от селения Вриджи. Там Он рассказал бхикшу о трех дисциплинах и перешел к другой ро­ще Шампала к северу от селения Упабхога.

                Незадолго до этого, когда Учитель решил уйти и пресек силу жизненной энергии, случилось землетрясение. Упало множество метеоритов, на горизонте вспыхивали зарницы, и всю ночь не прекращалось неясное свечение. Указав бхикшу на эти знаки, Он пояснил, какой причиной они вызваны, и сказал, что скоро должен обрести окончательную Нирвану. При этом Он сказал:

                Если Учения, которым вы собираетесь следовать, содержатся в Сутрах и их можно найти в Винае, и они не противоречат истинному положению вещей (Абхидхарме), то принимайте их, как мою Дхарму. Если же они не будут соответствовать этому критерию, то не принимайте их.

                Вскоре после этого Учитель Будда принял свое последнее подаяние от Чунды, сына кузнеца в селении Папа. Кузнец Чунда приготовил свинину  для Будды , а прочие блюда тем бхикшу, кото­рые сопровождали Его. Приняв пищу, Он преподал Учение. После этого, покинув селение, Он направился в Кушинагару. По дороге, между Папой и рекой Васумати Он решал отдохнуть и прилег. Ананда взял немного мутной воды из реки Какута и принес ее Будде. Учитель омыл свой рот и ноги и, освежившись, поднялся.

                От жителя Пандаки, который проживал в большой общине Мамгов и был обра­щен лично Буддой, Владыка получил два новых куска одежды золотого цвета. И когда Он одел их, оторвав бахрому, Его тело ярко засияло. Когда спросили о причине этого, Он ответил; «Причина в том, что Татхагата должен достить Нирваны этим вечером».

                В реке Васумати Он омылся и, чтобы Чунда не скорбел, произнес: «Тот, чье подаяние принял Будда, пожнет заслугу, приводящую к Буддству и Нир­ване». Ананда спросил, как успокоить желание. «Следует омыть его дождем нравственности и возбудить противоядие к нему и к жизни в сансаре» — ответил Учитель. Катьяяне Он дал наставления о том, как говорить о заповедях Учения.

Степени дхьяны

                Затем, по пути к горе Кушана, Он устал и прилег отдохнуть. Заговорил с Анандой о ступенях погружения в дхьяну, чтобы обрести состояние Нирваны:

«Существует, Ананда, нечто нерожденное, не имеющее начала, непроизве­денное, несоставленное; если бы не было подобной вещи, то не было бы избав­ления от того, что порождается, имеет начало, производится и составляется.

Есть же здесь, Ананда, восемь высвобождений. Какие же восемь?

Пер­вое, когда обладающий формой видит формы; второе, когда лично воспринимаю­щий себя как бесформенного, видит формы, как внешние; третье, когда пребывает испытывающим радость; четвертое, когда полным выходом за пределы восприятия формы, уничтожением восприятия своих отрицательных реакций и отвлечением психики от восприятии многообразия достигается сфера бесконеч­ности пространства, называемая «бесконечное пространство». Пятое, когда пол­ным выходом за пределы сферы бесконечности сознания  достигается сфера бесконечности сознания, осознаваемая как «бесконечность сознания». Шестое, когда полным выходом за пределы бесконечности сознания достигается сфера   «ничто», называемая «ничего нет». Седьмое, когда полным выходом за пределы «ничто» достигается сфера невосприятия и не-невосприятия, достигается невозник­новение и не-невозникновение, достигается невосприятие восприятия и чувствен­ного.

Есть же здесь, Ананда, восемь сфер преодоления. Какие восемь? Первая, когда воспринимающий формы лично видит формы как внешние, ничтожно ма­лые, прекрасные и безобразные, воспринимая их, как они есть, и говоря: «Я знаю, вижу их преодоленными...» Вторая, когда воспринимающий формы лично видит формы как внешние, неизмеримые, прекрасные и безобразные, восприни­мая их, как они есть, и говоря: «Я вижу их преодоленными...» Третья, когда воспринимающий не-формы лично видит формы как внешние синие, такие же синие, как... сияющие синим блеском... Шестая, когда воспринимающий не-фор­мы лично видит формы как внешние желтые, такие желтые, как... сияющие желтым блеском... Седьмая, когда воспринимающий не-формы лично видит фор­мы как внешние красные, такие же красные, как... сияющие красным блеском... Восьмая, когда воспринимающий не-формы лично видит формы как внешние бе­лые, такие же белые, как... сияющие белым блеском...»

Прощание

После этой беседы Будда поднялся и пошел в Кушинагару. Там, по сосед­ству с жилищами маллов, приготовил себе ложе. И спиной на север Он скло­нился в правую сторону, скрестил ноги и возлег, предавшись Мысли о Пробуждении всех живых существ. Внимание Будды привлекли еще два существа, ко­торых Он должен был обратить, — Субхадру и музыкант Супанду. После их чудесного обращения, не покидая своего ложа, Учитель Будда решил, что вре­мя пришло.

«Вот, — проговорил Он, обращаясь к Ананде, — отхожу теперь к неразрушимому, неодоли­мому, неизменному, чему нет ни в чем подобия; никакого сомнения не остает­ся для меня в Нирване, для меня, отрешенного в духе.

                Живущей в местности Кушинагары народности- маллам стало известно, что Учитель уходит, и они во мно­жестве пришли проститься с ним. Пришло много Его учеников из монахов и мирян. Ананду печалило, что Совершенный избрал для своего ухода малопри­метную лесную деревушку, но Будда не придавал этому значения. Он спраши­вал бхикшу, все ли им понятно в Его Дхарме, нет ли у кого каких сомнений.

Учитель мог вкусить плод радости и ухо­дить в полном спокойствии за своих учеников и последователей, как за своих детей, усвоивших все необходимое для переправы через море бытия. Он призывал бхикшу жить в мире, избегать ссор и недоразумений, опираться на Винаю.

Он снял одеяние, прикрывающее верхнюю часть Его тела, и сказал:

«О бхикшу, очень трудно встретиться с явленным Буддой. Истины Дхармы и Виная, возвещенные Мною и данные Мною, — вот кто после Моего Ухода да станет вашим Учителем».

И добавил: «Будьте светильниками сами для себя».

Последние слова Будды Шакьямуни были: «Все существующее, о бхикшу, преходяще и подобно иллюзии. Стремитесь неустанно к своему Освобождению...»

Великая Нирвана

                И, произнеся эти последние слова, Он погрузился в че­тыре степени арупа-дхату (бесформенной сферы) и сферы ниродха-самупатти (непроявленности),  в прямом и обратном порядке. После этого Он снова вошел в первые четыре степени дхьяны и, до­стигнув высшего уровня, ушел в Свет Нирваны.

                Земля загудела и задрожала, в десяти сторонах мира появилось свечение, цветы Удумбара завяли, и в небесах послышалась небесная музыка.

В это время некоторые из бхикшу катались по земле в отчаянии, многие громко стенали и плакали, другие сидели, стиснув зубы, в молчании, мучимые печалью и еле удерживая слезы. Другие размышляли над сущностью Учения. Аджаташатру, когда узнал о случившемся, потерял сознание, и лишь Дживака исцелил его. Боги, наги и духи, киннары, якши и люди оказывали почи­тание святым останкам Великого Будды, кланялись в печали и пели: «Владыка, наделенный Высшей Мудростью и Милосердием, и полностью обладающий десятью силами, родился в племени Шакьев и достиг Пробуждения в Магадхе; в Каши, в Бенаресе, Он привел в движение Дхармачакру, и под покровом Кушинагары Он ушел в Нирвану...»

Некто из бхикшу, отняв руки от лица, произнес стих:

«В этой роще, где ряд деревьев сандала— самых прекрасных из всех деревьев,—выросли, Учитель наш ушел в Нирвану, и мы разбросали цветы в том месте...»

Эпилог

               «В месте, где Он повернул Дхармачакру, в Вайшали, в Пандубхуми, в области богов, в Балагхне и в Каушамби, в пустыне, в Ушираучи, в бамбуковой роще и в городе Капилавасту —в каждом из этих мест Владыка, Высший из существ пребывал по году. Двадцать три года Он пробыл в Шравасти, четыре года в месте, изобилующем лекарствами (в Судуршане), два года Он провел в Индрашайлагухе, пять лет в селениях Раджагрихи, шесть лет Он занимался практикой тапаса, двадцать девять лет Он провел во дворце своего отца —таким образом, Господь Будда, Светлейший и наивысший из мудрецов, достиг возраста восьмидесяти лет и ушел в Нирвану».

Махавибхаша-шастра

                Тело Учителя Будды, после всех приготовлений, возложили на погребальный костер. Сообщили всем бхикшу, находящимся вдалеке. Все, кто мог, пришли и почтили тело, простившись с ним. Самовозникший огонь кост­ра после того, как все прогорело, был потушен молоком, а останки Учителя Будды были разделены среди всех племен и народов, среди которых проповедо­вал Татхагата.

Обладатели драгоценных реликвий воздвигли красивые монументы или чайтьи для их хранения, а также поставили ступы в тех местах Индии, где Учитель явил миру свои Рождение, Пробуждение, Проповедь и Великий Уход.

 Составлен Серафимом Сидоровым с участием Сергея Рябова.